Мы подождали ещё немного в строю, энергично перетаптываясь с ноги на ногу. Наконец-то, высокий со слегка одутловатым лицом, и мягкими носогубными складками, больше похожий на профессора, чем на боевого офицера зам. командира полка подполковник Лев Рохлин, объявил: «Из газнийской тюрьмы сбежало около 200-сот заключённых, из-за измены или халатности надзирателей. Сейчас душманы ведут их в горы, для того чтобы вооружить, и наша задача — перехватить их до того, как они встретятся с банд. формированиями». После этого он подозвал старших офицеров — командиров батальонов и отдельных рот (саперы, танкисты, разведка и т. д.). Выслушав указания Рохлина, старшие офицеры пошли ставить задачи своим командирам рот и взводов.
Рохлин был хорошим боевым офицером, и мы отлично воевали под его командованием. Потом он прославился в 1-ю чеченскую войну. Стал скандально известным политиком, отстаивающим честь русской армии, и был убит собственной женой, которую потом амнистировали, а дело замяли.
Командир сапёрной роты произнёс, для нас, зажигательную речь о том, что враг будет разбит, а сейчас сапёров отправят по 3 человека в роту к пехотинцам. На каждую группу большой железный миноискатель, который давно устарел, т. к. уже применялись итальянские мины в красивых пластиковых корпусах светло-коричневого цвета, из которых мы потом делали симпатичные абажуры, чтобы украсить лампочки в палатке. Несведущий человек ни за чтобы не догадался, что это корпус грозной противотранспортной мины со сложным пневматическим механизмом, позволяющим взрываться мине посередине колонны, а если это гусеничная техника, то посередине машины, чтобы нанести ей максимальные разрушения.
Выслушали последние инструкции, и пошли в автопарк. Пехотинцы встретили хорошо и показали БТР, в котором мы можем расположиться. Нас было трое, какой-то невзрачный «дедок», «черпак» Коля с Украины и я, молодой сержант, только что в октябре пришедший из ашхабадской учебки. Правда, перед этим отучился 3 курса в Питерском Военмехе, и отработал полгода на заводе.
Через некоторое время машины включили двигатели. Комиссия из 5–6 старших офицеров прошла мимо всех машин, и, убедившись, что все они работают хорошо, дала команду: «Начать движение!». Пока машины стояли в каре и тарахтели на разные голоса, то во все щели набрался едкий дым горелой саляры. От этой вони было тяжело дышать. Только когда тронулись с места и стали вытягиваться в колону, постепенно дым выветрился.
