Стараясь загнать поглубже острое чувство потери, Макси тихо спросила:
— Это на Мэгги вы хотели жениться?
— Да, — устало выдохнул он. — Мы много лет были друзьями, любовниками, сообщниками.
Сообщниками? В чем? Но сейчас Макси не хотела об этом думать.
— Она умерла? Робин покачал головой.
— Вовсе нет. Она счастлива в браке с человеком, который в состоянии дать ей гораздо больше, чем я.
Макси возненавидела отсутствующую Мэгги. Женщина, способная променять такого человека на более богатого, недостойна, чтобы о ней так горевали.
Она бы так и сказала, если бы слова могли утешить Робина, но в сердечных делах нет места логике. Кроме того, Мэгги, возможно, искала не столько богатства, сколько надежности. Макси сама хотела прочности и уверенности в будущем, и ей легко было понять Мэгги. Жизнь с Робином, может быть, и очень интересна, но ни о какой прочности и уверенности в завтрашнем дне не может быть и речи.
В комнате становилось все светлее, и Макси разглядела на спине Робина какие-то параллельные полосы. Она не сразу поняла, что это следы кнута. У нее сжалось сердце: какая нерассказанная история скрывалась за этими страшными шрамами?
Но шрамы давно зажили, и тут она уже ничем не может ему помочь. Другое дело мурашки, которые выступили на его коже. Он просто замерз Макси встала и взяла со стула высохшую рубашку Робина. Накинув ее на плечи, она отчетливо произнесла:
— Ваша Мэгги — последняя дура.
Робин повернул голову и посмотрел на нее с едва заметной улыбкой. Он натянул рубаху, обнял Макси за плечи и прижал ее к себе:
— Нет, она не дура, но спасибо за моральную поддержку.
Сорочка почти не защищала Макси от холода, и она прижалась к Робину, обняв его за талию. Там, где их тела соприкасались, было тепло Страсть, охватившая их в постели, ушла, но все равно они остро ощущали взаимную близость. «Наверное, так будет всегда, — подумала Макси, — даже если между нами никогда больше ничего подобного не произойдет».
У них появилось какое-то чувство родства — как у солдат, побывавших в одном бою и вышедших из него живыми. Подумав, что, может быть, Робину полезно выговориться, Макси спросила:
— А какая она, ваша Мэгги?
Секунду поколебавшись, Робин ответил:
— Она умная. Сильная. Смелая. Честная до мозга костей. В общем, похожа на вас, Канавиоста, хотя внешне вы совсем разные. — Он крепче сжал ее плечи. — Но вы обе красавицы.
Они молча смотрели, как над горизонтом медленно всплывает солнце. Слова Робина должны были бы польстить Макси, но в ней не утихала боль от сознания, что он ласкал ее по ошибке, мечтая о другой женщине. Не зря он все это время не давал воли своему физическому влечению к Макси.
