Моя очередь. Пока продавщица вырезала мне из карточек за 19 и 20 декабря, я услышала сзади знакомый голос. Толик. Толик Мелкий. Тоже за хлебом?
Взяла я свой хлеб, обернулась, и узнала его. Точно, Толик. Но на этот раз не в тёплой женской шубе. Он пришёл в своём сером пальто. А эту самую шубу, скатанную в колбасу и небрежно обвязанную верёвкой, держит в руке. Толик идёт вдоль очереди и всем предлагает прекрасную тёплую женскую шубу за двести граммов хлеба. Потому что у него умирает мама.
А люди в очереди виновато отводят глаза в сторону. Да, шуба хорошая. И мальчика жалко. И его маму жалко. Но отдавать хлеб (хлеб!!), свой хлебушек не хочет никто. Даже за шубу.
Мне тоже жаль Толика. Но хлеб я ему не отдам. Самой нужен.
У него мама умирает.
Не отдам!!
Не отдам. Мама умирает. Не отдам?..
…Сколько же их много! Наш город, наш прекрасный Ленинград, стал похож на какой-то ужасный кошмар. Мертвецы. Их сотни. Даже на Невском! Их не успевают убирать даже тут! Мимо проехал грузовик. Мертвецы стоят в кузове. Их поставили на ноги плотно-плотно и обвязали проволокой, чтобы не вываливались. Мужчины, женщины — все вперемежку. Между взрослыми местами воткнуты и дети.
Как страшно.
Навстречу мне санки. На санках лежит кое-как завёрнутое в ковёр тело. Санки тянут за собой трое детей лет так десяти. Две девочки и непонятно кто. Упираются, тянут. Тянут. Люди идут мимо. Никто не поможет. А они тянут. И я не помогу. Я иду в другую сторону. Мне очень далеко.
Трамвай. Стоит посреди улицы на путях, как какое-то сказочное ледяное чудовище. Весь в снегу. Прохожу мимо. В окошко вижу пассажиров. Двое мужчин и женщина. Сидят на сиденьях, как будто едут. Наверное, давно сидят. Ступени трамвая все в снегу. Скорее всего, шли мимо, устали, залезли посидеть отдохнуть. Так и сидят.
А я иду к дедушке. Несу ему кушать. Если он жив ещё. Я несу целую буханку хлеба и брикет гороха. Ещё кусочек шоколадки, но это не дедушке. Это мне. Если по дороге ослабею. На всякий случай, у меня с собой есть ключ от их однокомнатной квартиры. Потому что сейчас такое время. Очень может быть, что открыть мне дверь уже некому. Хотя я и надеюсь на лучшее.
Меня в эту экспедицию собирали, как на Северный полюс. На мне та самая чёрная шуба, за которую Толик пытался выменять хлеб. А поверх Сашкиной меховой шапки повязана шаль, которую тоже Толик дал. Сказал, что она очень тёплая. И он прав, действительно тёплая. Мне не так уж и холодно. Тяжело только идти. Сугробы, ветер. Валенки тёти Шуры слишком большие для меня, зато я влезла в них, надев четыре пары шерстяных носков.
