Дракониха презрительно наморщила нос.
«Естественно! И похороны, и назначение Насуады. Но потом мне непременно надо будет поспать, чума забери этот их медовый напиток!»
Эрагон снова повернулся к Орику и спросил:
— А где Аджихад будет похоронен?
Орик даже шаг замедлил, настолько это, видимо, был серьезный вопрос. Осторожно глянув на Эрагона, он сказал:
— Это послужило предметом жаркого спора среди наших племен. Когда умирает гном, то, согласно нашим верованиям, его нужно непременно запечатать в камень, иначе он никогда не найдет путь к своим предкам. Видишь ли, тема смерти вообще очень сложна… Я не могу вдаваться в подробности, но мы, гномы, ни перед чем не остановимся, чтобы обеспечить Аджихаду достойные похороны! Ибо вечный позор падет на ту семью и тот Дом, где позволят своему покойному сородичу лежать в более легкой среде!
Видишь ли, под Фартхен Дуром есть особый зал, который служит домом всем умершим кнурланам. Именно туда и должны отнести Аджихада. Он человек, так что его нельзя хоронить вместе с гномами, но для него уже вырублен чуть в стороне подобающий его званию альков, где он и будет похоронен со всеми должными почестями. И вардены смогут посещать его могилу, не тревожа наши священные гроты.
— Ваш король очень много делал и делает для варденов, — заметил Эрагон.
— Некоторые считают, что слишком много! — кратко ответил Орик.
Мощные ворота были уже подняты и висели на скрытых в стенах цепях; в Фартхен Дур вливался слабый дневной свет. Перед открытыми воротами стояло множество людей, уже построившихся в длинную колонну. Аджихад лежал впереди на белых мраморных носилках, которые приготовились нести шестеро воинов в черных латах. На голове у вождя варденов красовался шлем, инкрустированный самоцветами; согнутые на груди руки сжимали рукоять обнаженного меча; рукоять была из слоновой кости. Часть тела и ноги покрывал боевой щит. Серебряная кольчуга, сверкавшая так, что казалась сплетенной из лунных лучей, тяжелыми складками ниспадала на носилки.
Рядом стояла Насуада, мрачная, решительная, опоясанная мечом и державшаяся очень прямо, хотя слезы так и текли у нее по лицу. Чуть поодаль Эрагон заметил Хротгара в темных одеждах и Арью; далее выстроился весь Совет Старейшин с опечаленными лицами, вполне соответствовавшими моменту, а за ними виднелась целая река обитателей Тронжхайма.
Все двери на всех этажах и во всех коридорах, ведущих в центральный зал Тронжхайма, были открыты; в дверях тоже толпились люди и гномы; лица у всех были серыми от горя. Длинные гобелены на стенах качнулись от сотен вздохов и шепотом произнесенных слов, когда присутствующие заметили Эрагона и Сапфиру.
