От толчка Вика падает, но мама даже не останавливается. Он встает, трет ушибленное колено и бежит за ней, громко плача от обиды и боли.
По краю дороги росли ивы. Глядя на них, Вика всегда вспоминал детство, свое последнее лето в Студенке. Дальше вспоминать он не любил. Дальше шло неприятное — революция, Киев, Константинополь…
Вика шагал по широкой белой нормандской дороге. Сейчас поворот. За поворотом распятие, потом сад и голуби, кружащиеся над крышей дома Наталии Николаевны. Каждое утро и каждый вечер Вика ходил за шесть километров к Наталии Николаевне только для того, чтобы сказать ей «С добрым утром» или «Спокойной ночи». Больше ему ничего не нужно было. Но все-таки если бы хоть раз застать ее одну!..
Вика остановился перед калиткой, вытер запыленные сапоги носовым платком, пригладил волосы, переложил васильки из правой руки в левую — так удобнее — и вошел в сад.
Только бы не покраснеть… Но сердце громко застучало, щеки залились краской, а ноги стали чужими и тяжелыми.
Сад был небольшой. В конце обсаженной розами дорожки белел дом. Наталия Николаевна пила кофе на веранде. И конечно, у нее уже сидели гости. Справа француз, черный, в круглых очках, слева толстый офицер-врангелевец.
Француз рассказывал что-то. Стекла его очков блестели.
Наталия Николаевна слушала, щурясь от солнца и тихо смеясь. Вика поднялся на веранду. Он чувствовал робость и злость. Она смеется… Значит, ей нравится…
Наталия Николаевна посмотрела на него, все еще щурясь, и протянула ему загорелую, голую до плеча руку. Вика торопливо поцеловал воздух, не успев коснуться губами ее пальцев.
— Здравствуйте, Наталия Николаевна! — он неловко протянул ей васильки и еще больше покраснел.
Она, улыбаясь, взяла цветы.
— Сами собирали? Как это мило. Мама здорова? Хотите кофе, Вика?
Но Вика торопился уйти.
— Нет, спасибо. Мне надо домой.
— Уроки готовить? — насмешливо усмехнулся офицер.
Вика дернулся.
— Какие уроки? Теперь каникулы. До свидания, Наталия Николаевна.
И поклонившись ей, только ей, он повернулся и вышел.
Офицер засмеялся ему вслед.
— Тоже поклонник.
— Перестаньте, — крикнула Наталия Николаевна. — Он милый, ужасно милый и…
Калитка скрипнула. Вика не слышал, что дальше. Но ему и этого довольно. Она сказала: он милый, ужасно милый…
Стало заметно жарче. Теперь солнце стояло прямо над головой и от деревьев на белую пыльную дорогу ложились короткие, совсем черные тени.
Посреди скошенного поля желтела большая золотистая скирда, кругом валялась солома. Вика подошел к ней, лег на солому и, запрокинув голову, стал смотреть в голубое небо на одинокое, белое, ленивое облако.
