люди догадывались, что съ воцареніемъ большевизма — мученическая смерть антипатріоти-ческимъ, распутнымъ и легкомысленнымъ интеллигенціи и буржуазіи, уничтоженіе вырожденческой, развратной культурѣ и невообразимо-тяжкія испытанія, полуистребленіе и полное разореніе всему забывшему Бога и совѣсть, растленному, преступному и жестоковыйному русскому племени.
Они понимали, что большевизмъ — это пылающій адскимъ огнемъ громадный метеоръ, по волѣ карающаго Провидѣнія ринувшійся въ прогнившее сверху до низу, необъятное, смрадное русское болото.
Отъ его тяжкаго, стремительнаго паденія полетятъ во всѣ стороны гнойныя брызги и мутными волнами разольются по лицу всей земли.
Клокоча и пламенѣя, онъ взбушуетъ все загноившееся, зловонное болото, сожжетъ много добраго, здороваго, но сожжетъ и гной, растеряетъ свою ужасающую палящую силу, распадется на части, зароется и засосется тиной болотнаго дна.
И образуется тогда твердая почва, и будетъ добрый матеріалъ, и начнется новое, здоровое строительство.
Домъ, въ которомъ жилъ съ родителями Юрочка, былъ огромный, пятиэтажный, построенный такъ, что узкій дворъ его представлялъ собою дно длиннаго и глубокаго колодца.
Онъ съ трехъ сторонъ обстрѣливался ружейнымъ и пулеметнымъ огнемъ, и жильцы квартиръ, обращенныхъ къ Никитскимъ воротамъ и къ прилегающимъ къ нимъ переулкамъ, съ перваго же дня вынуждены были выбраться оттуда въ другія, болѣе безопасныя помѣщенія, такъ какъ у нихъ пулями были перебиты окна, изрѣшетены стѣны и исковеркана мебель.
Были уже среди мирныхъ квартирантовъ и раненые.
Папа цѣлые дни проводилъ въ помѣщеніи домоваго комитета, образовавшагося въ первый день выступленія большевиковъ и приходилъ домой только ѣсть и спать.
Мама съ сестренками и съ mademoiselle почти не выходила изъ самой безопасной срединной комнаты, въ которой въ обычное время помѣщалась гувернантка.
Юрочка не могъ спокойно сидѣть въ квартирѣ, подъѣздъ въ которую, какъ и всѣ подъѣзды дома, изнутри былъ забаррикадированъ шкапами, ящиками и сундуками и передъ которымъ на внутренней лѣстницѣ поочередно дежурили жильцы.
Отбывалъ свои дежурства и Юрочка, а въ свободное время, выждавъ минуту, когда дворъ переставали обстрѣливать продольнымъ огнемъ, быстро перебѣгалъ его и спускался въ полуподвальный этажъ къ отцу въ домовую контору, а чаще всего прижавшись гдѣ-нибудь къ выступу стѣны, цѣлыми часами простаивалъ въ дворѣ, ко всему прислушиваясь и приглядываясь.
Громовый грохотъ разрывавшихся снарядовъ, гулкое шуршаніе по крышамъ падающихъ осколковъ, безперерывная ружейная и пулеметная дробь, временами сливавшаяся въ одинъ общій оглушительный ревъ, поднимала и возбуждала нервы Юрочки.
