– Нечего приставать, охальник! Я честная девушка!
– Ну, ты у меня пожалеешь! – пригрозил лакей, вытирая воду с лица и волос и расправляя промокший ворот рубашки.
Но торжествующая ухмылка тут же улетучилась с ее разрумянившегося лица: пузырек с синькой лежал в корыте, окрашивая герцогское белье во все оттенки лазури. С криком отчаяния Милли стала выхватывать белье из синей воды и бросать в чан с чистой холодной, заготовленной для полоскания, но было поздно, оно уже стало интенсивно-синего цвета. Две батистовые рубашки, дюжина шейных платков и ночная рубашка, отделанная алансонским кружевом были безнадежно испорчены. Все это придется оплатить из собственного кармана.
К этому заключению пришел и управляющий, к которому, закусив в отчаянии губы, пришла Милли. Как это произошло, она скрыла, кто же поверит, что никакого желания кокетничать с лакеем у Милли никогда не было. Обычно женщина всегда была сама виновата в таких случаях. Вечером Милли села перед шкатулкой, в которую складывала деньги на свадебное платье Анни, и разревелась. В пять минут разрушились все ее мечты, пошли прахом все старания устроить сестренке незабываемую свадьбу с настоящим платьем от извествой в Бате модистки мадам Клод. Шмыгая носом и вытирая капавшие, не переставая, слезы, Милли разложила батистовую, разукрашенную прокрашенными от светло-голубого до интенсивно синего цвета пятнами, рубашку и задумалась. Денег на новое платье теперь не было. Анни, конечно, не станет устраивать истерики, наоборот, примется утешать и убеждать, что ей для счастья достаточно наличия на свадьбе любящего жениха. А Джон Тиммз будет улыбаться и согласно кивать своей невесте.
Но Милли все равно не находила себе места. Она так и эдак вертела в руках герцогскую необъятную ночную рубашку и постепенно в голове ее складывалась картина того, что она должна сделать. До свадьбы оставалось немного времени, второе оглашение будет в это воскресенье. Возвращаясь из прачечной в свою маленькую комнатку, Милли садилась с шитьем у окошка, пока не пора было зажигать свечу. Она покрывала платье, скроенное из ночной рубашки, вышивкой, соединяя гирляндами незабудок и маргариток белую ткань с синей. Из синих шейных платков получались оборки по краю рукавов и юбки, алансонские кружева, к счастью, практически не пострадавшие, украшали ворот и грудь платья. И все это переливалось всеми оттенками синего. Никто бы не узнал в нем мужскую ночную сорочку. Когда Анни увидела платье, она ахнула.
