Но сорочку не бросили, сложили заботливо, снова упрятали в бумагу. Потом ночью она слышала, как та строгая женщина плакала тихонько, что-то приговаривая мужчине, целуя его лицо и плечи. Утром же женщина снова стала строга, кричала детям, суетящимся вокруг нее, и сорочка не удивилась, когда ее снова убрали в темноту кованого сундука. Но на этот раз лежать было приятно – здесь пахло травами и цветами. В этом месте для ненужных вещей ей нравилось больше.
Ее еще не раз доставали из темноты. Сначала – эта большая и чуть грустная женщина, обычно в платке, повязанном вокруг головы. Гладила ее только, наслаждаясь легким холодком шелка, вздыхала и снова убирала в сундук. Потом была шумная свадьба, и сорочка снова была извлечена на свет, развернута тонкая бумага, открывая взгляду гладкий шелк цвета слоновой кости.
– Тебе, доня. Ни у кого во всей деревне такой нет! Да что в деревне – даже в городе твоем! – проговорила женщина и передала ее дочери. Только спустя несколько месяцев сорочка поймет, что ее вспыхнувшие в тот миг надежды не оправдались. И хоть она явно нравилась этой худенькой учительнице, но даже ее кружево, так красиво лежавшее на ложбинке грудей, не могло удержать мужа той ночами в доме. И сорочка, и учительница вздыхали, когда прислушивались к тиканью часов, и ждали вместе, не хлопнет ли входная дверь коммунальной квартиры, а потом и комнаты. Однажды надежды обеих на счастье превратились в прах, когда в очередной раз вернувшись пьяным, молодой муж ударил плачущую жену и толкнул ее, оторвав при том кружево сорочки от шелка.
Сорочку не стали чинить после той ночи, убрали снова в темноту, на этот раз в чемодан, задвинули его на шкаф, откуда она прислушивалась к звукам проходящих лет, к голосам подрастающих поколений. Крики младенцев сменялись размеренной речью школьников, заучивающих уроки, потом скандалами с теми, кто не имел паспорта пока, но считал себя уже шагнувшим во взрослую жизнь, а затем тихими голосами, звучавшими в комнате со старым двустворчатым шкафом, на котором лежал чемодан с грустившей сорочкой. Она уже отчаялась совсем, как вдруг настал тот день, когда крышку чемодана откинули женские руки, внучки той, кто так разочаровалась когда-то и в супружеской жизни, и в дивном шелке цвета слоновой кости.
– Я заберу это, мама, ладно? – спросила женщина, ахнув от восторга, когда развернула тонкую бумагу. – Это же раритет. Годы сороковые, не позже. Натуральный шелк! Сейчас такое и днем с огнем... И кружево! Смотри, какое кружево! О, какое чудо! Я заберу к себе, ладно?
