— Что ты сказал?
— Ладно, жадный, когда заканчивал спать, то сворачивал и уносил его под рукой. Как будто, кто-нибудь оторвет от него кусочек. Однажды пришел я домой к Диндинье, а она не видела, как я вошел. Наверное, она была в очках и читала объявления. Я прошелся по двору. Осмотрел гуйаву, но на ней ничего не было. Тут, я увидел дядю Эдмундо храпящего в гамаке, висевшего между оградой и стволом апельсина. Он храпел, как свинья. С полуоткрытым мягким ртом. Газета упала на землю. Тут, черт сказал мне одну вещь, и я увидел, что в кармане у него были спички. Оторвал кусок бумаги, стараясь не шуметь. Собрал все листы газеты и поджег бумагу. Когда под ним появились языки пламени…
Я остановился и спросил серьезно:
— Португа, я могу сказать зад?
— Ладно, но это почти ругательство и не стоит так говорить.
— А как должен сказать человек, когда хочет говорить о заде?
— Ягодицы.
— Как? Мне надо выучить это трудное слово.
— Ягодицы. Яго-ди-цы.
— Хорошо, когда начало гореть под ягодицами его зада, я побежал за калитку, спрятался и стал смотреть в дырочку в заборе, что будет. Старик сделал прыжок и поднял гамак. Прибежала Диндинья и отругала его: «Я устала уже говорить тебе, что нельзя ложиться в гамак пока куришь». Видя, сгоревшую газету, опять возмущалась, так как еще не прочитала ее.
Португалец от души рассмеялся и я был доволен, видя его таким веселым.
— Тебя не поймали?
— И не узнали. Только Ксуруруке я рассказал об этом. Если бы меня схватили, то отрезали бы мне яйца.
— Что отрезали?
— Ну ладно, кастрировали бы.
Он вновь стал смеяться и мы стали смотреть на дорогу. Повсюду, где ехала машина, неслось облако желтой пыли. Я думал об одной вещи.
— Португа, ты не обманул меня, нет?
— О чем ты, бандит?
— Смотри, я никогда не от кого не слышал: «Ему дали по ягодицам». А ты слышал? Он снова стал смеяться.
— Ты ужасен. Я тоже этого не слышал. Но оставим это. Забудем о ягодицах, и используй опять, слово задница. Закончим этот разговор, а то я уже не знаю, как тебе отвечать. Смотри на пейзаж, с каждым разом все больше больших деревьев. Река все ближе и ближе.
Он свернул на право, и поехал по тропинке. Машина шла, шла и остановилась на открытом месте. Здесь было только одно большое дерево, полное огромных корней. От счастья я захлопал.
— Как прекрасно! Какое прекраснейшее место! Когда я встречусь с Баком Джонсом, то скажу ему, что его поля и равнины, не идут и в подметки нашим. Он погладил меня по голове.
