— Ну что, беглец, где ты был все это время?
— Был очень больной. Он толкнул стул.
— Садись.
Щелкнул пальцами, подзывая официанта, который уже знал, что мне нравилось. Но, когда он принес прохладительное и печенье, то я даже не притронулся. Положил голову на руки и так сидел, чувствуя себя слабым и грустным.
— Не хочешь?
Так как я не ответил, Португа поднял мое лицо. Я с силой кусал свои губы, и глаза мои были мокрые.
— Однако, что это такое, парень? Расскажи своему другу…
— Не могу. Здесь не могу… Дон Ладислао неодобрительно покачал головой, как бы ничего не понимая. Я решил что-то сказать:
— Португа, это верно, что автомобиль все еще «наш»?
— Да, ты все еще сомневаешься?
— Ты можешь повезти меня прогуляться? Он был напуган моей просьбой.
— Если ты хочешь, то давай.
Так как он видел, что мои глаза все еще были мокрые, то он взял меня на руки и понес до автомобиля, усадил меня, не открывая дверь.
Он вернулся, чтобы уплатить по счету, и я слышал, как он разговаривал с доном Ладислао и другими.
— Никто не понимает этого ребенка в его доме. Никогда я не видел такого впечатлитель-ного мальчика.
— Скажи по правде, Португа. Тебе очень нравиться этот чертенок.
— Намного больше, чем ты себе представляешь. Он чудесный и умный малыш.
Он пошел к машине и сел в нее.
— Куда ты хочешь ехать?
— Лишь бы уехать отсюда. Можно поехать до дороге в Мурунду. Это близко и не надо расходовать много бензина.
Он рассмеялся.
— Ты, не такой уж и ребенок, раз понимаешь проблемы взрослых?
Там дома, бедность была такая, что приходилось с очень раннего возраста учиться, не тратить деньги абы как. Все стоило денег. Все было дорого.
В течение этой маленькой поездки он ничего не говорил. Дал мне возможность придти в себя. Но когда все осталось позади, и дорога превратилась в чудесное зеленное пастбище, он остановил машину, посмотрел на меня и улыбнулся с тем добродушием, которая восполняла доброту, отсутствующую у остального мира.
— Португа, посмотри на мое лицо. Не лицо, а морда. Дома говорят, что у меня морда, потому что я не человек, а зверь, индеец Пинагé, чертов сын.
— Я предпочитаю смотреть в твое лицо.
— Но посмотри на меня хорошенько. Посмотри, я до сих пор в синяках от стольких побоев.
Глаза португальца приобрели выражение тревоги и сострадания.
— Но зачем они это сделали?
Я рассказал ему все, все без преувеличения. Когда я закончил, его глаза были влажные, и он не знал, что делать.
— Однако, нельзя же так бить ребенка, такого как ты. Тебе даже не исполнилось шесть лет. Дева Мария из Фатимы!
