— А ведь какой мальчик-то! Лучше его и не сыщешь! — продолжала Мария, напав на свою любимую тему. — Тихий, послушный, никаких с ним забот. Сидит себе, играет с веточками и листьями да шепчет что-то про себя. А уж до чего умен — это просто удивительно. Недавно взяли его в театр: хоть и мал, а все же ему радость! Ну, вошел он в зал, огляделся и говорит: вот если бы у нас было столько бочонков масла, сколько здесь людей, то-то бы я наелся! Это ж и взрослый такого не придумает… Я не хочу его хвалить при нем — это ему вредно, но только что правда, то правда. Ханс Кристиан — необыкновенный ребенок. Конечно, красотой он не вышел, но для мальчиков это и не важно.
И Мария ласково погладила своего любимца по длинным светлым волосам.
— Будет тебе, Мария, — остановил ее муж. — Всякой матери ее сын кажется лучшим… А что до кометы, так зря вы себе голову забиваете всякими страхами. Ничего плохого от нее не будет, пролетит мимо нас своей дорогой и скроется. Это ученые люди говорят, а не какие-нибудь старухи.
— Тебе, Ханс, только бы смеяться над всем, что другие говорят! — возмутилась Мария. — Дьявола ты тешишь своими разговорами, не к ночи он будь помянут.
— А может, он и дьявола не боится? — насмешливо предположила тетка Катрина.
— Зачем же я стану его бояться? — спокойно возразил сапожник. — Ведь зло есть только в сердцах людей, а дьявол — это пустые выдумки.
— Замолчи! Замолчи сейчас же!
Мария в ужасе сорвала с плеч шаль и набросила ее на голову сына, чтоб он не слушал этих кощунственных рассуждений.
— Погубишь ты нас всех! С дьяволом шутки плохи — рассердится да утащит к себе…
Под платком было душно, темно и страшно. Мальчик заплакал.
— Ну вот, довел ребенка до слез… Ничего, сыночек, отец просто пошутил, не бойся! — успокаивала его Мария, освобождая от платка.
— Пойдем-ка домой, малыш! — сказал сапожник. — Я тебе там новую игрушку смастерил.
Слезы сразу высохли, некрасивое лицо мальчика просияло и похорошело от улыбки.
Ухватив за руки отца и мать, Ханс Кристиан поспешил домой, на время забыв о хвостатой звезде и кознях дьявола.
Ханс Андерсен был плохим сапожником: душа у него не лежала к этому ремеслу. Его пальцы, так ловко мастерившие затейливые игрушки, точно наливались свинцом, когда им приходилось браться за шило и сапожный молоток.
В детстве он мечтал учиться, но средств не было. А его отец, сапожник Андерс, в довершение всех бед сошел с ума, когда мальчику еще не было десяти лет. Мать со вздохом отдала Ханса в ученики к знакомому мастеру. Она была тщеславна, любила утешаться сочиненными ею небылицами о былом богатстве и даже знатности их семьи и мечтала, что хоть сын ее выбьется в люди. Но для этого нужно было столько денег! А их еле хватало на хлеб. Так и остался Ханс Андерсен прикованным к сапожному верстаку. Сапожный цех не дал ему звания мастера, и в основном он пробавлялся мелкой починкой. С утра до ночи он гнул спину над рваными подметками, ловя скудный свет, падавший из маленького окошка. Чтобы было светлее, рядом стоял стеклянный шар с водой. И часто работа выпадала из рук сапожника. Он мечтал, и в светящейся стеклянной глуби возникали картины одна другой ярче и заманчивее. Вот он на борту большого корабля. Впереди далекие южные страны, о которых ему приходилось читать. Высокие пальмы, песок, медленно шагающие верблюды проплывали перед ним. А вот шумные улицы большого города, где он никогда не бывал, и просторные светлые классы латинской школы, в которой ему не пришлось учиться…
