Кочерга исчезла.
— Я хочу пить! — плаксиво сказал голос за дверью.
Белов налил кружку воды и подал ее.
За дверью послышались хихиканье и плеск.
— Миша! — сказала жена. — Они уже обливаются.
Белов бросился в коридор.
— Так о чем мы? — сказал он, вернувшись.
— Вы сказали: пусть будет «Бира».
— Михаил, зачем ты запер их в ванную? Она мне нужна.
— Может быть, вы хотите чаю? — печально спросил Белов.
— Нет, нет, — сказал Аркадий. Он посмотрел на меня. — Мы договорились ужинать в ресторане. Поговорим завтра на пароходе.
— Действительно так будет удобнее, — сказал я. — Скажите, как ваша жена управляется с такой оравой? Ведь вы часто уезжаете.
— О, она святая женщина, — ответил Белов и испуганно посмотрел на дверь. — Я благодарен ей. Вы правы, давайте поговорим завтра. Пароход отходит в девять утра.
Мы встретились на палубе «Биры».
Владивосток отступал. Медленно повернулась плотно заставленная пароходами бухта. Задрожал и слился с голубыми дымками заводов туман над Восточной окраиной. Отошел Скрыплев — маяк на небольшом обрывистом островке. По правому борту потянулся бесконечный, с лысоватой горой и причудливыми бухточками, Русский остров.
Японское море гнало навстречу «Бире» пологую волну, раскачивало пароход, шевелило в каюте вещи.
Мы с Аркадием сидели у иллюминатора и следили, как движется черно-зеленый берег, как сгущается под ним синева и как закипает белой пеной перепаханное ветром море.
Белов спал. Как только мы вошли в каюту — четвертое место так никто и не занял, — он забрался на верхнюю койку и заснул. Он лежал на спине, вытянув руки по швам и беззвучно спал. Пухлый покрытый царапинами дорожный портфель лежал у него в ногах.
Прошли остров Аскольд. Пять неровных, похожих на зазубренные ножи, скал — кекуры Пять Пальцев — прорезали горизонт, проплыли мимо борта, тая и оседая, скрылись в туманной дали.
Ежась и дрожа, пряча руки в карманы, мы с Аркадием стояли около глухого, с холодными металлическими поручнями фальшборта и перебрасывались отрывочными фразами.
— Странный человек этот Белов, — сказал Аркадий, — тоже мне моряк — тихоня и семьянин.
— Нда, — согласился я. — Исполнителен, аккуратен — не более.
Прошли мыс Поворотный. В круглом отверстии иллюминатора сгустилась сиреневая мгла. Звонкая вода стучала о железо.
Ночью на пароход обрушился ветер. «Бира» валилась с борта на борт. Рюкзак Аркадия упал и, как черепаха, медленно странствовал по полу. Я лежал на койке, ощущая сладковатый вкус обильной слюны во рту и непривычную, лишенную боли, тяжесть в голове. Легкомысленность нашего путешествия представилась в этот момент мне особенно отчетливо.
