В клубе на Гросс Фрайхайт Аллан Уильямс познакомился с Бруно Кошмидером. У Кошмидера была запоминающаяся внешность: приземистый, похожий на карлика, с большой головой, приплюснутым носом, копной тщательно завитых белокурых волос. Когда–то иллюзионист и цирковой клоун, он завел собственное дело. Уильямс с воодушевлением объяснял. через переводчика, что Ливерпуль — это огромные, просто неограниченные возможности, тот самый источник, который нужен для создания клуба. Он говорил, что «звуки бита» разнесутся по всему Гамбургу, и в доказательство достал магнитофонную запись, сделанную перед выездом из Ливерпуля. На пленке оказался сплошной скрип и жужжание…
Уильямс вернулся в Ливерпуль без заказов, но вдохновленный. Он продолжал поставлять группы для гастролей, и сам часто наведывался в Лондон. В одну из таких поездок несколько месяцев спустя он вновь встретился с Кошмидером, искавшим в Лондоне группы, которые могли бы выступать в клубе, и уже через несколько минут уговорил его подписать контракт с теми, кого он отрекомендовал как самую замечательную музыкальную продукцию Ливерпуля — «Дерри энд зе Синиорз».
«Дерри энд зе Синиорз», к зависти местных групп, направились в Гамбург, где, как они предполагали, их ожидало великолепное времяпрепровождение. Удовлетворенный Кошмидер написал Уильямсу письмо, в котором просил направить в Гамбург еще одну группу, теперь очередь была за «Сильвер Битлз». В восторге от того, что им предстоит поехать на гастроли в романтический город Гамбург, группа отбросила слово «сильвер» и стала называться просто «Битлз».
У «Битлз» была только одна небольшая проблема перед поездкой: они так и не нашли постоянного ударника. Больше от отчаяния, чем из желания, они предложили девятнадцатилетнему Питу Бесту поехать с ними. Битлы знали Пита Беста много лет; Джордж Харрисон когда–то познакомил его с Полом и Джоном, но он только недавно стал играть на ударных. Его мать Мона владела популярным молодежным клубом «Касбах». Это было грубое помещение на первом этаже с деревянными скамейками и нарисованными на потолке драконами. Когда до битлов дошли слухи об открытии «Касбаха», они решили, что это как раз самое подходящее место для выступлений, и всей толпой вместе с Синтией ринулись туда. То, что они увидели, так им понравилось, что они помогли убрать помещение, а Синтия разрисовала стены паутиной.
Именно в «Касбахе» они приобрели друга, который впоследствии стал неотъемлемой частью группы. Звали его Нил Аспинол, это был восемнадцатилетний юноша, высокий и красивый. Он обладал грубоватым чувством юмора и северным обаянием. Нил только что закончил институт в Ливерпуле, где учился на бухгалтера, но по мере того, как возрастал его интерес к музыке, ослабевало внимание к занятиям… К весне Нил уже помогал битлам грузить аппаратуру и возил их на концерты в красно–белом фургончике с подтекающим радиатором. Тогда его еще не называли «дорожным менеджером», это слово придумали через много лет. Своей неповторимой индивидуальностью он повлиял на жизнь «Битлз» так же глубоко, как и каждый из четверых.
