— А как насчет сестер? Сестры у тебя есть?
— Я — единственный ребенок, — скованно ответила она.
— Тебе повезло.
— Ничего себе везение! — не успев сдержаться, выпалила она и тут же опомнилась. — Я хотела сказать, что это было бы приятно.
— Приятно? — Филипп фыркнул. — Видела бы ты, как мы дрались. Особенно с братьями.
— И сколько же у тебя братьев? — Это не имеет значения. Имеет значение только ребенок, зревший в ее чреве, но промолчать было невозможно.
— Два. И три сестры, обожающие кровавые виды спорта.
— Кровавые виды?
— Регби, футбол, бейсбол… Мать удивлялась, что при нашем приближении больница не запирается на все замки.
Анджела расхохоталась. Она не хотела этого, все вышло против ее воли. Невозможно было без смеха представить себе женщину, бегущую во главе толпы детей со сбитыми коленками, и санитарок, баррикадирующих двери.
— Ну вот, — сказал Филипп. — Оказывается, ты умеешь смеяться. А я уже начал сомневаться.
— Филипп, честное слово…
— Кто его знает? Девочка, у которой не было надоедливых сестер и братьев, могла вести такой замкнутый образ жизни, что ей и посмеяться было не над чем.
Замкнутый образ жизни. Знал бы он… Но он не узнает. Она никому не рассказывала о своем детстве. И даже не думала об этом. Думать следует не о прошлом, а о будущем. Именно эта фраза стала девизом Анджелы с тех пор, как она поняла, что есть люди, которые живут по-другому.
— Эй… — Филипп придвинулся ближе и улыбнулся.
Ее сердце забилось чуточку быстрее. Когда он смотрит на нее так… когда так близко…
— Почему у тебя такое серьезное лицо?
Потому что я думаю… я думаю…
— Анджела… — Он погладил ее по щеке и кончиком пальцам провел по губам. — Тебе здесь плохо?
Она опустила глаза и увидела руку Филиппа, лежавшую на коленях ладонью вверх. Кровь остановилась, но порез воспалился. Анджела не кривила душой: она не выносила вида крови. Для будущего врача это было позором. Ох уж этот анатомический театр… Именно поэтому она выбрала в качестве специальности иммунологию. Однако боязнь крови тут была ни при чем. Анджела испугалась за Филиппа. За своего мужа.
— Анджела… — прошептал он и потянулся к ее губам.
В воздухе повисла длинная фраза на хинди.
Филипп быстро обернулся и увидел экономку, стоявшую на пороге столовой. Сита подбоченилась, ее круглое бронзовое лицо было хмурым. Он посмотрел на нее с недоумением. Сита была женщиной немногословной и никогда не говорила, пока к ней не обращались. Постепенно он привык к ее молчанию и оставил попытки добиться от нее чего-то большего, чем «да», «нет» и «что приготовить на обед?». Не за эти полчаса она сказала больше, чем за предыдущие три года. И прервала его беседу с Анджелой. Хуже того, помешала чему-то очень важному. Тому, на что он уже не надеялся.
