Все расселись по местам. Кэтрин передала хлеб и мясо, потом наполнила два бокала. Засвистел чайник, и она заварила чай.
Когда утолили первый голод, Ида вопросительно приподняла брови и посмотрела на Кэтрин.
— Так что же, почему крыльцо разделено перегородкой? — поинтересовалась она.
Кэтрин стала отчаянно подыскивать ответ.
— Это была моя идея, — пришел на помощь Лукас, подмигивая бабушке.
— Вот как? А зачем? — Она приподняла одну бровь. — Тебя кто-то надоумил?
Она искоса взглянула на Кэтрин и снова перевела взгляд на Лукаса.
— Ничуть. Я дошел своим умом. Я решил, что если ваша внучка надумает взять постояльца, то у него будет собственная гостиная.
Ида фыркнула.
— Постоялец? А впрочем, хорошая мысль. Если моя внучка решится на это, то она отстанет от меня.
Кэтрин захотелось провалиться сквозь землю, но прежде, чем она успела остановить бабушку, та продолжала:
— А как насчет тебя, молодой человек? Я была бы не прочь, если бы ты устроился в тех комнатах. На самом деле, — добавила она, вся воплощенное озорство, — я не возражала бы, если бы ты устроился на половине моей внучки. Тогда у нее появится какое-то занятие помимо хлопот обо мне.
Кэтрин вся сжалась на своем деревянном стуле, услышав унизительное замечание бабушки.
Улыбка Лукаса отразилась в его глазах, и он на секунду сжал плечо бабушки Брайтон.
— Вы знаете, для седовласой женщины у вас изобилие потрясающих идей.
— Как насчет десерта? — спросила Кэтрин с набитым хлебом и ветчиной ртом, чтобы как-то остановить бабушкины фантазии.
Собеседники воззрились на нее в удивлении, потому что каждый еще держал в руке по половине сэндвича.
— Я не имею в виду — прямо сейчас, — вывернулась она, — а когда вы закончите.
Не получив ответа, она уткнулась в свой салат, чувствуя себя не в своей тарелке и вообще лишней.
Ида тоже замолчала и занялась салатом. Лукас жевал свой сэндвич, время от времени поглядывая на покрасневшую Кэтрин.
Поведение Лукаса, она теперь поняла, было не чем иным, как добродушной насмешкой. Он все время поддразнивал, болтал о пустяках, не теряя при этом чувства меры и такта, что так противоречило его далеко не утонченной внешности.
Наконец Лукас спросил у бабушки о ее молодых годах, и Кэтрин облегченно вздохнула, жалея, что не додумалась до подобного вопроса сама — и немного раньше. Так бы она избавила себя от возникшего неловкого разговора.
Покончив с обедом, Лукас отказался от десерта и вернулся к работе. Кэтрин упорно поддерживала совершенно невразумительную беседу с одной целью — чтобы бабушка снова не заговорила о Лукасе.
