— У вас усталый вид, шеф, вам бы отдохнуть малость. — У самого Попова вид извиняющийся, только непонятно за что.
— Ну что вы говорите, дружище: тогда у «Ле матен» появится причина написать, что я сообщник Номера Восемь, довольно того, что, раз я медлю, значит, я — это он. За работу! Снимите отпечатки пальцев, опросите свидетелей, ну и прочее, и, само собой, пошевеливайтесь!
Я решила обождать несколько дней, прежде чем возобновить контакт с «Новым Пантеоном». Полиция опечатала Морской храм, и у меня не было ни единого шанса туда проникнуть, даже если бы я и рассчитывала на снисхождение со стороны нового Диркома. Молниеносно заменив другого, павшего в неравном бою на паркинге, он явил себя на пресс-конференции велеречивым и особенно приветливым с журналистами.
Я у себя. Отдыхаю. Лежу на софе. Потребовались время и покой, чтобы понять. Нортроп тоже никуда не спешит. К его обычной беззаботности примешивается усталость, которой прежде я за ним не замечала: его помощники вновь наведались на место преступления, он же ограничивается тем, что держит руку на пульсе и следит за их успехами по факсу и электронной почте. Попов отсеивает звонки с мобильных телефонов.
Такое ощущение, что комиссар утратил всяческую чувствительность, как будто команда, которой он руководит, окончательно сверх меры завалена делами и бессильна перед масштабом происходящего, и с этим теперь долго ничего нельзя будет поделать. И то сказать — война между сектами на руку правительству: общественное внимание приковано к ней, а не к проблемам! Истинный дар небес, позволяющий властям ни шатко ни валко править. Стал ли Сан жертвой посвященных из «Нового Пантеона» или же пал от рук членов сект «Всемирная Церковь», «Нефритовый рай», «Духовная наука» — какая, в сущности, разница? Кокаина и автоматов Калашникова в Санта-Барбаре меньше не стало, и Рильски не исключает, что члены правительства получают выгоду в виде подачек разномастных гуру. Полиция — и та не совсем свободна от подозрений, ему это прекрасно известно, хотя за своих он ручается, само собой. Расследование как-то безнадежно увязло. Уже второе лето, как серийный убийца ускользает от них, и по-прежнему никакой зацепки. Впервые за то время, что мы знакомы, Нортроп кажется в большей степени занятым мною, чем погоней за Джо-Беллом-Роки, ставящим подпись под смертным приговором гуру, занимавшимся незаконной деятельностью. Чтобы как-то встряхнуться, Нортроп вышивает по канве гипотезы о психопате артистического склада, невиданном доселе наркомане, устраивающем жуткие «инсталляции» и ликующем от того, что он в одном лице актер и зритель этих серийных мистерий.
