— Посейдон! — вскричал Дионис.
Ариадна сжала руки, но голос ее звучал по-прежнему ровно.
— Жрец Посейдона начал прорицать — он сообщил отцу, что знаком тем станет белый бык: он выйдет из волн морских и пойдет с ним. Быка этого должно принеси в жертву Посейдону.
— С Посейдоном лучше не связываться, — задумчиво проговорил Дионис. — И что — он прислал быка?
— Прислал. Так, как ты Увидел в своем сне. Бык вышел из моря. Пол-Крита видело, как он выходит из волн, и Радамант с Сарпедоном склонились перед моим отцом и признали его царем.
— Но если быка принесли в жертву...
— Не принесли, — сказала Ариадна. Она отвела взгляд, но Дионис взял ее за подбородок и заставил смотреть себе в глаза. — Отца заворожила его красота. Сама мысль, что лабрис перережет эту шею, была ему невыносима. Он привел к алтарю храма Посейдона трех отличных быков — но этого среди них не было.
Еще мгновение Дионис смотрел в глаза Ариадны, потом перевел взгляд за окно. Лицо его стало подобно мраморной маске. Ариадна облизнула губы и ждала. Непохоже, что он сердится, думала она, хотя после ее признания, что отец обманул бога, вполне мог бы разгневаться. Не свяжет ли он это также со жрицей, которая присваивала то, что приносили в храм, вместо того чтобы отдавать приношения богу? Но серебристые нити исчезли — хотя Ариадна чувствовала, что цветок вокруг ее сердца, откуда они исходили, по-прежнему раскрыт. Она снова облизнула губы — они пересохли при мысли, что бог отвергнет ее за то, что она предала отца. Она совсем уж было собралась защищаться, но тут Дионис повернулся к ней.
— Все ясно, — проговорил он. Взгляд его был чист и спокоен — без тени безумия. — Теперь я понимаю, почему видел, как бык покрывает коров, а потом превращается в чудище и уничтожает все и вся. И голова человека... — Он нахмурился. — Но лицо было не Посейдона!
Ариадна покачала головой.
— Этого я не понимаю, господин мой. В твоем сне словно что-то пропущено. — Но она едва слышала саму себя. Ее занимали собственные страхи, поэтому она быстро продолжила: — Надеюсь, ты не винишь меня, что я поведала тебе о грехе отца. Когда этим утром я стала посвященной жрицей, он сказал, что отпускает меня из-под своей руки — и отдает под твою. Он мой царь, мой отец, мы с ним одной крови, но мои верность и обязательства перед тобой превыше верности и обязательств перед ним. Или я не права?
Слегка озадаченное выражение сменилось на лице Диониса удовлетворением, когда она сказала, что отец не имеет больше прав на нее, и Ариадне припомнилось, как он разгневался, когда решил, что она — не лучшее, что могли предложить ему отец и мать. В нем были и доброта, и нежность — он уже не раз доказывал ей это, — но когда его обманывали или пренебрегали им — пробуждалось чудовище. Это был воистину ревнивый бог, но ей нечего бояться. Он стал для нее первым и единственным. Ей не нужно притворяться или думать, как сделать вид, что она любит его. Преклонение и обожание целиком завладели Ариадной, а ее преклонение и обожание дадут Дионису покой.
