Вскоре нам начали встречаться торговцы, и вьючные караваны, и женщины с тюками на головах. Среди них выделялись нарядами горожане.
Климат Пряных Земель мягок, и только в холмах одежда действительно требуется для тепла. Даже зимние дожди теплы настолько, что на них можно не обращать внимания. В деревнях мужчины ограничиваются простейшими набедренными повязками. В городах же эти повязки — весьма непростое одеяние, любая деталь которого подчиняется сложным, тщательно соблюдаемым правилам. Законники не прекращают спорить из-за их расцветок, узоров, качества ткани и количества витков. Наиболее важной является высота нижнего витка. Рабы и чернь обязаны оставлять голыми обе коленки, однако с ростом статуса закрывается сначала одна коленка, потом другая. У самых богатых и уважаемых горожан повязка опускается до лодыжек.
Человеку посвященному эта повязка говорит о занятии ее обладателя, его общественном положении, состоянии, семье и боге-покровителе, о том, скольких детей он произвел на свет, — в общем, за повязками следят тщательнее, чем за любимым быком царя Клулита! Более того, все это сооружение должно закрепляться единственной булавкой, расположенной строго на пупке, — это обязательное условие. Дозволенные же украшения самой булавки достойны отдельного исследования.
Городские законы обыкновенно разрешают ношение хламид отдельным категориям населения — знати, представителям власти и духовенству, — но большинство редко носит что-нибудь выше пояса, если не считать шляп-горшков и прямоугольных черных бород. Кстати, в некоторых городах мужчинам не дозволяется жениться до тех пор, пока борода не отрастет у них до сосков — вот почему хорошенькие девушки из Ургалона известны как «нашейницы».
Что же касается женщин, то они вольны надевать все, что пожелают.
Лишь на закате дня добрались мы до основания пандуса, ведущего к городским воротам, и солдаты остановились дать отдых пони, да и самим перекусить немного. Они милостиво позволили нам полежать в прохладном, заросшем арыке — разумеется, после того, как из него напились пони. Жестокая кара была обещана любому, кто осмелится заговорить, и один солдат разгуливал с кнутом взад-вперед вдоль цепочки, готовый примерно наказать ослушников.
Я придвинул лицо к затылку моего соседа и выждал, пока конвоир не окажется у дальнего конца цепочки.
— Омар, — произнес я, почти не шевеля губами.
— Ториан, — донесся ответный шепот.
Я выразился в том смысле, что нам уготована работа до смерти или бесславная гибель с началом осады — для экономии съестных припасов.
