Тут я не выдержал.
— Ты смеешь смеяться над моим горем, несчастный?
— Нет, нет, нет! — поспешно вскричал я, утирая слезы. — Я потрясен постигшим тебя горем. Звуки, которые ты слышишь, происходят единственно от едва сдерживаемых рыданий.
— В таком случае прости мне мой гнев. Но рассказ на этом, собственно, кончается. Той же ночью я наскоро сшил себе кое-какую мужскую одежду, сложил в котомку немного булок с огурцами и пирожных-корзиночек на дорогу и в первый раз за всю свою жизнь шагнул за порог дома, где родился и вырос.
Так глубоко был я тронут этой историей, что с трудом мог сдержать дрожь в голосе.
— И как давно это все случилось?
— Тому четыре полных дня, — с горечью ответил он. — На следующее же утро мне повстречался этот мужлан, капрал Фотий, верхом на своем дохлом пони. Убежденный, что он нуждается в добром собеседнике, дабы скоротать день, я сам наивно окликнул его, никак не ожидая, что вместо ответа он огреет меня дубовой палицей по уху. Когда я пришел в себя, я был уже закован в цепи. В таком состоянии ты меня и застал.
— Твой гнев вполне понятен. Но ты забыл рассказать, откуда у тебя взялся этот не заживший еще шрам. Такие раны обычно наносятся длинными зазубренными форканскими клинками. Обыкновенно их получают те несчастные воины, которые, потеряв коня и щит, но предпочитая смерть позорному плену, осмеливаются сразиться с конным противником.
— Ах, это? — рассмеялся Ториан. — Должно быть, ты придаешь ему слишком большое значение, друг мой Омар. Нет, я покидал родной дом по водосточной трубе. Мне никогда еще не приходилось заниматься недостойными забавами, обычными для любого нормального мальчишки. По неопытности своей, а также из-за спешки я напоролся на гвоздь, вот и все.
— А отметина от стрелы на ляжке?
— Наступил на хвост спящей кошке. Она меня укусила.
— Не может быть!
— Ты сомневаешься в моей правдивости?
— Нет, нет, клянусь! — Я потянулся за кувшином, но обнаружил, что тот уже пуст. — Мне никогда еще не доводилось слушать истории замечательнее, и если нам с тобой удастся покинуть Занадон живыми, я буду рад — нет, просто счастлив — взять тебя в ученики, ибо вижу в тебе подлинный талант рассказчика.
— Но это так, ерунда, — запротестовал он. — Заурядный бытовой анекдот, трагедия без назидательной морали. И хотя твое любезное предложение глубоко тронуло меня, я, боясь показаться неблагодарным, все же рассчитываю сделать совсем иную карьеру.
— Позволь узнать, какую именно?
