- Кажется, во всей фирме человек семь-восемь получили. - Гото оставался беззаботным. - Они начали появляться дней десять назад. Уже и в газетах писали...
Он взял со стола газету, развернул ее и показал нам небольшую заметку в разделе сенсаций.
"В последнее время различные толки среди населения вызывают красные бумажки, доставляемые по почте. Это повестки из подкомиссариата, которые получают холостые мужчины в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет. Они являются точными копиями "красных бумажек", запомнившихся тем, кто пережил войну. Все соответствует бывшим повесткам: указание места и времени явки в приписной отряд, маршрут следования к месту назначения и пр. Наша молодежь, не знающая, что такое война, реагирует на них спокойно, вернее, никак не реагирует, зато многие родители серьезно взволнованы такой, как они считают, злой шуткой. Число молодых людей, получивших повестки, неуклонно возрастает, и раздаются голоса, требующие полицейского расследования этого дела".
- Оказывается, все получают... - разочарованно протянул Сакума. Кажется, он был недоволен, что эта честь выпала не только ему. - Интересно все-таки, чья это проделка?
- Возможно, какие-нибудь шовинистические организации пытаются посеять панику среди населения, - сказал шеф.
В столовой для служащих в этот день только и было разговоров, что о загадочных повестках. А я все время думал о Такэи, который без предупреждения не вышел на работу, и волновался. Помнится, в его повестке явка как раз была назначена на сегодня...
Я беспокоился о Такэи, но не смог сразу пойти к нему. Сначала мне пришлось отправиться в больницу, поговорить с главным врачом относительно состояния отца.
- Операцию делать нельзя, больной не перенесет ее, - сказал главврач. - Лучше оставить его в покое, так он дольше протянет.
Отец, исхудавший, осунувшийся, беспокойно метался по кровати, не переставая бормотать:
- Вперед! Огонь! Огонь! Враг на правом фланге! Танки!.. Не уходите без меня!.. Не оставляйте меня здесь... умоляю, не оставляйте...
- За последний месяц ему стало хуже. Этот процесс прогрессирует, главный врач дотронулся до своего лба. - Бедняге кажется, что мы все еще воюем.
В детстве я не очень-то любил отца. У нас в доме царил дух милитаризма, ярым приверженцем которого он был. Мы с матерью по-настоящему страдали, когда он начинал нас "воспитывать". Однако теперь мне было тяжело смотреть на него: старый - ему уже давно перевалило за шестьдесят, - больной, беспомощный, а все еще бредит войной. Наверно, и на войне ему приходилось трудно - слишком уж упрямый, своенравный характер.
