– У нас еще хватает сил, чтобы встать на охрану ворот, – заметил Ааз.
– Все что угодно, лишь бы выделить для боев свежие силы.
– Каких боев? – переспросил офицер, и было видно, что он едва подавляет желание встряхнуть Ааза, чтобы привести его в чувство.
– Уличные беспорядки, – выдохнул Ааз. – Букмекеры изменили ставки и не собираются выполнять свои обязательства. Это просто ужасно!
Офицер побледнел и отшатнулся, словно его ударили.
– Но ведь это означает… Все мои сбережения поставлены на войну! Они не могут этого сделать.
– Вам лучше поторопиться, – настаивал Ааз. – Если толпа разорвет букмекеров на части, то никто не сможет вернуть своих денег.
– За мной! Все за мной! – заревел офицер, хотя в этом не было надобности. Часовые уже побежали в город. Офицер был явно не единственным, кто вверил свои заботы букмекерам.
Он бросился было за ними, но вдруг остановился и, посмотрев на нас сочувственным взглядом, сказал:
– Не знаю, получите ли вы за это награду, но я этого точно не забуду. Не знаю, как и благодарить вас.
– Не за что, индюк, – пробормотал Ааз себе под нос, когда офицер отбежал на приличное расстояние.
– Знаешь, бьюсь об заклад, он-таки этого действительно не забудет… Никогда, – улыбнулся я.
– Чувствую, что ты весьма доволен собой. Не так ли, малыш? – поинтересовался Ааз.
– Да, – скромно признался я.
– И заслуженно! – рассмеялся он, хлопнув меня по спине. – Однако, думаю, нам следует отпраздновать победу, отойдя подальше.
– Совершенно верно, – согласился я и, сделав приглашающий жест рукой в сторону ворот, добавил, – Прошу вас.
– Нет, только после вас! – возразил он, повторяя мой жест.
Мы гордо прошли через неохраняемые теперь ворота Вейгаса бок о бок, унося с собой этот злополучный Приз.
Казалось, все уже позади. После успешного завершения дела нам надлежало вернуться в Та-Хо, обменять Приз на Тананду и спокойно отправиться на Пент. Мне следовало бы знать, что на это лучше не рассчитывать.
Всякий раз, когда положение кажется простым, случается что-нибудь такое, что расстраивает все наши планы. Если нет никаких осложнений, либо я, либо Ааз распускаем свой длинный язык. В данном случае никаких внешних осложнений не было, но наше везение иссякло. Ни меня, ни Ааза винить не приходилось – мы были виноваты оба. Ааз из-за своей вспыльчивости, а я из-за своего длинного языка.
Мы уже почти подходили к тому месту, где оставили Гриффина, когда Ааз подал неожиданную идею.
– Слушай, малыш, – сказал он. – Как насчет того, чтобы на время сбросить личины?
