Я вспомнила, как Джон Ките в свое время возражал против экспериментов Исаака Ньютона, поскольку счел, что тот «уничтожил поэзию, заключенную в радуге, сведя все к цветам призматического спектра». Не уничтожил ли Лен поэзию, заключенную в самоцветах, сведя все к химическим реакциям? Вовсе нет. Скорее, он даже добавил пару штрихов, ведь на место старой теории пришла новая, более романтическая, о том, что одни ионы мчатся по электрической тропинке навстречу другим ионам своей мечты, чтобы из их союза родился сверкающий самоцвет. Кстати, теория Лена имеет научное подтверждение. Исследователи из Австралийского национального университета, проведя радиоуглеродный анализ, пришли к выводу, что большинству черных опалов и даже опализированным костям динозавров вовсе не миллионы лет, они сформировались от тысячи семисот до восьмисот лет назад.
— А вы собираетесь публиковать результаты своих опытов? — спросила я.
Лен помолчал немного, глядя в окно. Снаружи птичка под названием пересмешник искусно имитировала звук садовой оросительной установки, кричали дети, гудели грузовики. Город жил своей жизнью.
— Вообще-то знающие люди сказали, что мне этой полки на пару докторских диссертаций хватит, но что произойдет со всей отраслью, если про это пронюхают какие-нибудь ловкачи? Потом уже и не отличишь синтетические камни от натуральных… Нет, я не стану этого делать, не могу так поступить с родным городом, а то вдруг он превратится в пустошь, как те заброшенные шахты в Словакии…
Эсхил писал: «Я знаю, как в изгнании людей подпитывают мечты». Это весьма справедливо в отношении многих австралийских старателей, а может, и сенатора Нония. На приисках в Австралии я начала понимать смысл странной истории, рассказанной Плинием. Да, скорее всего, Ноний отправился в ссылку из-за собственного упрямства и нежелания уступить, но, может быть, всему виной его любовь к блестящему камню. Увидев «Ангела Йовы», я поняла, что подобное возможно. В Австралии я слышала много историй о том, как люди уезжали в далекие края ради призрачного шанса найти волшебную радугу. А те, кому это удавалось, редко покидали прииски, чтобы потратить заработанные деньги где-то в другом месте, а чаще оставались здесь и, словно одержимые, искали новые опалы.
Однако оставался неразрешенным один вопрос: с какой стати такой человек, как Марк Антоний, вообще устроил весь этот сыр-бор из-за какого-то опала, ведь Рим буквально ломился от сокровищ? Через несколько месяцев после отъезда из Австралии я обнаружила возможную разгадку в биографии римского полководца, написанной Плутархом. В 42 году до нашей эры Марк Антоний назначил Клеопатре встречу в Тарсусе, желая, чтобы она объяснила, почему Египет не поддерживает его в гражданской войне. Теперь, когда ее покровитель и любовник Юлий Цезарь погиб, Клеопатра нуждалась в расположении Марка Антония, и она решила действовать по хорошо проверенной схеме — соблазнить его, предварительно продумав все до мелочей. Она приплыла к нему на позолоченной галере с пурпурными парусами и посеребренными веслами и пригласила отужинать. «Все было приготовлено так, чтобы поразить римлянина до глубины души, — писал Плутарх, — но более всего Марка Антония изумило огромное количество факелов, которые были сгруппированы в причудливые рисунки, то квадратные, то круглые, так что вся галера переливалась огнями, услаждая глаз». Думаю, в этом и заключается ответ на вопрос, почему Марк Антоний так отчаянно жаждал заполучить опал сенатора Нония. Ему хотелось освежить в памяти ту атмосферу первого свидания с Клеопатрой, завоевавшей впоследствии его сердце и тело, а что подходило для этой цели лучше, чем опал, камень, который заставляет свет плясать, сплетаясь в замысловатые узоры, вокруг своего владельца?
