Конечно. Но сказать, что только об этом, — значит закрыть глаза на значение человеческого образа в литературе, превратить ее в художественный дубликат «Левада-центра». Социальная обусловленность делала бы роман безболезненным для читателя — и при этом опасным. Она по-простому объясняла бы поступки Николая Елтышева понятием «не повезло» и предполагала бы, что любому человеку, окажись он в сходных условиях, суждено, статистикой предписано последовать путем этого персонажа — путем расправы.
Это логика социальной справедливости: меня обложили препятствиями — я сосредоточен на том, чтобы убрать их. Это логика маленького человека: постоянной оглядки, обиды и зависимости.
Обидой Сенчин открыл роман, показав героя жертвой переломной эпохи: «Исчезли уже те возможности, какие были в начале девяностых, когда с нуля — горлом, кулаками, за бутылку коньяка — можно было завести свое дело. Открыть бизнес. Да и возраст… Пятьдесят все-таки». Но вскоре он далеко разводит планы обстоятельств и человеческой воли. Они и движутся в намеренно разном ритме: быт романа замедлен, запаян в природный цикл сезонов и погод, в нем долгое время ничего не меняется по существу — меж тем как план духовный развивается по стремительно нисходящей линии.
За проблемой выживания маленького человека встает проблема его, в религиозном смысле, спасения. Потому что если художник страдает, как маленький человек, то и маленький человек свободен, как художник. А значит, виновен в своей судьбе. Из жертвы обстоятельств Николай Елтышев обращается в их вершителя.
С чего началось? Уже то, как определит читатель отправную точку падения героя, зависит восприятие событий романа: включение или паралич внутреннего зрения. Встретившееся в ЖЖ-обсуждениях мнение, что герой наказан за «милицейский произвол», так же очевидно, как далеко от смысла романа. Расплата «мента», злоупотребившего властью, — это такая же безопасная мысль, как о деревне, в которой нельзя жить: и мундир и топография изолируют читателя от опыта героя. С сокровенной точки зрения, безобразная сцена в вытрезвителе — не о служебном преступлении, а о том, кому служите? Автор вводит нас в мир ценностей и упований своего героя.
Первый же абзац дает исчерпывающий духовный портрет: «Подобно многим своим сверстникам, Николай Михайлович Елтышев большую часть жизни считал, что нужно вести себя по-человечески, исполнять свои обязанности и за это постепенно будешь вознаграждаться. Повышением в звании, квартирой, увеличением зарплаты, из которой, подкапливая, можно собрать сперва на холодильник, потом на стенку, хрустальный сервиз, а в конце концов — и на машину…» Абзац обрывается на пике меты: «Когда-то очень нравились Николаю Михайловичу “Жигули” шестой модели. Мечтой были». Горе тому, кто прочтет эти слова тоном жалости, а не обличения.
