Доцента Андрея Аствацатурова с сантехником Славой Сэ объединяет то, что оба используют свою профессию как литературную маску, способствующую популярности.
Подобно Славе Сэ, Аствацатуров травит цеховые байки — где у сантехника трубы, у доцента невежественные студенты на экзамене. Кроме того, он так же играет на образе героя-лузера.
Но пытается раскрутить читателя не на жалость, а на доверие.
Андрея Аствацатурова нельзя назвать популярным блогером — ни сейчас, ни в первой половине «нулевых», когда он начал выкладывать в ЖЖ заметки, впоследствии собранные в нашумевший роман. Поэтому, видимо, в отношении его никто не заговаривал о проблеме перехода из блога в книгоиздание, как было в случае Марты Кетро или Славы Сэ.
Между тем связь книги «Люди в голом» с установившейся моделью высказывания в блоге очевидна.
Едва ли не во всех рецензиях процитирован к месту приведенный в романе диалог автора с издательницей: «У вас не проза», сказала она, «а огрызки из отрывков», — и посоветовала обратиться к эпическому сюжету и придуманному герою.
Издательница оказалась не права: форму романа Аствацатуров угадал гениально. Восходящий к блогу, роман из «огрызков», с автобиографическим героем, непосредственными зарисовками из быта, свободно сменяющий тему недоверия к миру сообщением «Витя описался», переходящий от эссе к байкам, от баек к исповеди, от исповеди к описанию нравов научной богемы, оказался дефицитным товаром на книжном рынке — благодаря образу автора. Филолог, написавший не филологическую прозу, стал сенсацией. Роман будоражил несоответствием серьезного статуса автора и его легкой болтовни.
Игра с образом автора, собственно, и составляет все содержание романа «Люди в голом». Не создавший себе привлекательного двойника в блоге, Аствацатуров старательно вырисовывает маску на бумаге. Его филологическая биография (доцент СПбГУ, автор научных монографий, наконец, внук Жирмунского, то, что называется «потомственный интеллигент») выделяет его, но и отдаляет от читателя, которому мир науки может показаться узким и чуждым. Аствацатуров — повторимся, гениально — учитывает это и создает образ филолога, не вполне адекватного самому себе.
Российский аналог «чокнутого профессора» разрушает стереотипы. Рассказчик бравирует тем, как он «плохо учился», да что там, «был абсолютно необучаем». Он первый готов обозвать себя слабаком, очкариком и библиотечным червем и расписаться в том, что принадлежит к «вымирающей породе людей». Он отрекается от чтения, то есть самой природы своей профессии («в книгах нечего ловить»), выказывает подчеркнутое уважение невежественному студенту («Человек ведь тем и интересен, что он непредсказуем», живет «без оглядки на какого-то там Данте») и без пяти минут готов повернуть эволюцию вспять («неумение читать кажется мне безусловным преимуществом, великим даром»).
