Когда огонь в печке загудел и вода в чугунках на раскаленной плите начала бурно кипеть, старик краем глаза стал наблюдать за снохой, раздумывая, можно ли с ней поговорить и поделиться тем, что его томило и мучило. Наконец он решился. Нет, нельзя больше медлить. Он давно к этому готовился, а сейчас настал подходящий момент. Он еще раз мысленно все повторил, раз-другой пыхнул трубочкой и основательно прочистил горло.
— Ульяна… — начал он, но вдруг остановился и поднял на сноху голубые глаза.
— А? — Она продолжала свою работу.
— Наш Мартин… — Он искоса глянул на сенцы.
— Ну что опять? — Она чуяла неприятный разговор и, нахмурясь, глядела на свекра, но тот не обратил внимания на ее нетерпение.
— Что-то он мне не нравится… — ответил он немного погодя, как следует подумав и не спуская глаз с полоски солнечного света на стене.
— Чем же он вам не нравится? — спросила она с вызовом.
— Тем, что он делает. Он какой-то стал странный…
— Не всем же быть такими, как вы! Мартин не маленький, — отрезала она раздраженно.
Старый Смрж и не ждал от нее другого ответа: у нее была такая же упрямая и горячая натура, как у его сына. Но он не отступился, хотя ему и показалось, что она берет сторону мужа. Он решил сказать ей все, что у него на душе и что его беспокоит.
— Ну конечно, я знаю… — закивал он понимающе. — Наверное, это так. Старый человек — старый мир. Но мы в свое время все-таки не теряли головы. Мы все хорошо обдумывали и ничего не делали с бухты-барахты, как Мартин… — Старик посмотрел в окошко на голубое небо, будто мысленно хотел вернуться к своей юности.
— Нет на то времени, батя, — ответила она сурово. — Мир переменился. Все переменилось, и наши дети… — она невольно взялась за живот, — они будут жить еще быстрее. Когда человек слишком долго размышляет, время у него утекает меж пальцев, как вода, — поди, поймай его! И даже если будешь бежать быстрее ветра, все равно не догонишь. Вот так-то, батя.
— Правда, правда… — соглашался старик, стараясь унять ее пыл. — И все-таки надо стараться избежать ошибок, чтобы потом не жалеть. А мне сдается, что Мартин будто нарочно накликает беду…
— Но, батя! — прервала она его. — Ведь он же солдат!
— Но не партизан. — Старый Смрж резко втянул дым из своей трубочки.
— У нас нет нынче армии, только партизаны! — гневно возразила она.
— А если его убьют? Ты об этом не подумала?
Его бестактность наполнила ее сердце горькой обидой, и слезы выступили у нее на глазах.
