Где-то за Аральским морем любопытство мое обошлось мне дорого. Наблюдал я, как пожилая казашка, повязанная белым платком, словно тюрбаном, разливала воду по железным бачкам и привязывала их к верблюду. Верблюд лежал на земле около колодца, а в колодец воду слили из нашего поезда по длинному желобу. Вода здесь на вес золота, кругом пустыня: ни кустика, ни деревца. Казашка привязала один бачок, второй, третий, четвертый... В последнем была дырка, из нее бежал тонкий усик воды. Казашка торопилась. Она натянула повод, верблюд поднялся вначале ка задние ноги, потом на передние и встал. Казашка опять натянула повод, верблюд послушно наклонил голову; женщина села верхом на шею, и животное одним взмахом подняло ее на себя. Они поехали в степь — туда, где ждали воду.
Но не успели отъехать и шагов пятьдесят, как один бачок отвязался и упал на землю. Казашка не заметила это, она раскачивалась на своем верблюде как ни в чем не бывало. Вот растяпа! Подбежал, поднял бачок, помог привязать.
— Ой-бой! — замахала казашка руками. — Рахмет, рахмет!..
Поблагодарила, значит. Потом поудобнее уселась между своих бачков и медленно поехала дальше. Верблюд огласил степь громким ревом.
А поезд ушел. Только столбик пыли перед глазами да затихающий шум колес.
Я стоял на высокой насыпи, в тишине и полном одиночестве. У самой дороги — белесые, в рыжих кустиках пески; дальше, на горизонте, — синяя яркая полоска Аральского моря, и над всем этим — зеленоватое небо с тонкими золочеными краями далеких облаков. Я смотрел на все это и готов был зареветь от отчаяния, как тот верблюд.
Начальник станции, выслушав мои объяснения, укоризненно посмотрел на меня, вздохнул и принялся звонить в Уральск, чтобы в воинском вагоне с верхней полки сняли фибровый чемодан и шинель с солдатскими зелеными погонами.
— А как же со мной? — напомнил я.
— Эх, парень, парень... — проговорил он и обещал устроить на завтрашний поезд.
Всю ночь я провел, не сомкнув глаз: думал о Даше. Представляет ли она, где- я сейчас и что со мной? И кого видит во сне: меня или мичмана? В маленьком зале ожидания тускло горела лампочка, засиженная мухами. Пахло каким-то казенным, кисловатым запахом. Несколько раз я выходил на платформу, под яркие мохнатые звезды. Мимо проносились товарные составы, прошел пассажирский поезд «Москва—Алма-Ата». Может быть, дать из Уральска телеграмму? Нет, пусть все будет неожиданным. А что все?..
Начальник сдержал слово: устроил меня с комфортом в вагоне матери и ребенка. Я горячо поблагодарил его.
