Вандемьер | страница 22
Современному человеку бывает весьма сложно ориентироваться в океане массовой культуры, агрессивной и упрощенческой. Массовая культура, потерявшая религиозность, срастается с цивилизацией и уже ничем от нее не отличается.
Культура жертвует, цивилизация потребляет. Эта тема совершенно пронзительно звучит в «Жертвоприношении» Андрея Тарковского. Культура имеет страдающую душу, цивилизация хладнокровна.
Культура — чудо, созданное руками человека, цивилизация легко тиражируется и воспроизводится. Уникальность, духовность и символизм культуры противостоит типажности, потребительству и приземленному «здравому смыслу» цивилизации.
Цивилизация устремлена в будущее, она — синоним самого прогресса, диалектики бытия. Ее цель — бессмысленное количество, она свободна, как свободен бесконечный одномерный ряд чисел.
Хрупкая культура в противовес футуристичной цивилизации не имеет сиюминутной или конечной цели, ибо она пытается «созерцать вечность». (Бердяев).
Культура несет в себе добро и любовь. Религиозность культуры предполагает наличие религиозного начала и в нравственных заповедях, и в любви. Но если признание тесной соприкасаемости нравственности и религии является общим местом для многих философов, то признание любви религиозным чувством мы встретим разве что у Фейербаха, хотя уйти от чисто биологического понимания любви мы сможем лишь таким способом. Любовь к одному человеку из 5 миллиардов живущих на Земле — явление уникальное во Вселенной. Нельзя без религиозного чувства любить одного из пяти миллиардов, мало отличающегося от остальных.
Человек ставит перед собой цели, которые ему не нужны. Человеку нужен другой человек. (С. Лем).
Но может ли сам человек быть целью? Схоронили одного, второго, третьего. Не является ли это постоянной трагедией, кладбищенской философией (о. Сергий Булгаков)? Может быть, потому Наполеон и воскликнул в беседе с Меттернихом: «Для такого, как я, миллион душ — ничто!»?
Измена трагична, но религиозное самоограничение духа — также не лучшее его состояние. Трагична как религиозная любовь, так и измена. Трагичны обе ситуации. Аристотель: мир — произведение искусства и произведение поистине трагическое.
Без любви человек не ценит красоту. Без любви человек не ценит свободу. Достоевский понимал свободу в связи с долгом. Человеку хочется закабалиться. Пойдя в кабалу, он затем либо перестает быть человеком (измена — человек духовный умирает, остается биологический), либо остается рабом. Но это рабство можно воспринимать как прекрасное рабство.