Валя чуть не крикнула: «Правильно! Колебаться незачем».
Но сдержалась: короткая, очень короткая армейская школа уже приучила ее сдерживать свои чувства, подчинять их общему делу и воле командира. Она только улыбнулась и покосилась на Севу. Его лицо показалось ей сумрачным, недовольным, хотя она надеялась найти в нем отсвет своей улыбки. Сева отвернулся и посмотрел на командира. Тот выдержал его взгляд и оглядел бойцов. В неверном свете месяца и звезд он не столько увидел, сколько угадал настроение большинства ребят — молодых и нетерпеливых, — и, едва заметно пожав плечами, взглядом ответил Севе: «Сам видишь, какой народ…»
Сева наклонил голову и, не глядя, шепотом сказал Вале:
— Проверь крепления. Отодвинь предохранитель с автомата. — Помолчал и поправился: — С рукоятки затвора.
Никогда он не говорил с Валей так отрывисто, и никогда еще так сухо, отчужденно не звучал его голос. Она хотела спросить Севу, почему он так изменился, но не смогла этого сделать. В груди опять образовалась холодная пустота, и Валя услышала стук своего сердца. Она подумала: «Неужели боюсь?»
Но сейчас же сжала зубы и мысленно повторила одно из командирских ругательств, обратив его против себя. Это обозлило ее, и она успокоилась. Потом посмотрела на звездное небо, отыскала Полярную звезду, мысленно сориентировала карту и определила точку своего стояния. Теперь она знала, что чистое поле тянется два с лишним километра.
«Это не так уж много», — словно оправдываясь, подумала она и почему-то доверчиво взглянула на командира.
Поле прошли спокойно. Неясные, расплывчатые тени скользнули по торчащему из-под снега жнивью и пропали в кустарнике на опушке леса.
Люди выпрямились: пока шли, всем хотелось быть как можно меньше, и поэтому все горбились; люди шумно и радостно вздохнули: пока шли, все невольно затаивали дыхание.
Лес показался милым и домашним. Терпко и свежо пахло смолой, прелыми листьями и тем необыкновенным — свежим, чистым и слегка горьковатым, — чем пахнет смешанный лес зимой.
Командир подозвал Севу и спросил:
— Ничего не заметил?
Сева помолчал, склонил голову набок и сознался:
— По-моему, фашистские патрули залегли.
— Похоже… Значит, заметили. — Командир помолчал и сказал: — Нужно проскакивать как можно скорее.
В просветах между деревьями звезды лучились ярче. Свет месяца зажигал на ветвях зеленоватые снежные огоньки, тонкими, слабыми лучиками пробивался сквозь сучья. Все казалось ненастоящим и почему-то радостным. И только мороз все настойчивей обжигал лица, и клубы пара изо рта оседали изморозью на капюшонах маскировочных халатов.
