Помолчали. Володька поежился и опять прижался к горячей батарее, секунду спустя отскочив и потрогав поясницу.
— Бюро не утвердит. — Ваня из всех сил старался быть суровым. — Если бы ты, Мишуков, людей на заводе знал, тогда бы ты и не влип.
Володька покраснел, разозлился.
— Да ну тебя!.. Я же тебе русским языком сказал, что она хорошая девчонка. Чего ты на меня глаза-то вылупил?
Они сидели, как два молодых петуха, готовые сшибиться и долбануть друг друга.
— Слушай, Мишуков, — сказал Ваня, немного остыв, — я тебе не советую ссориться с городской комсомольской организацией. Ведь это дело и для тебя может плохо обернуться.
— Это ты-то городская организация? — усмехнулся беспечно Володька. — Ладно, не пугай!..
— Я не пугаю, — сказал Ваня. — Я предупреждаю. Тем более, что секретарь горкома у нас новый. Мы его не знаем, он из другой области. Ты думаешь, он захочет на себя такое дело брать? Да обожди ты, Вовка!
Володька смотрел зло, но о чем-то напряженно думал.
— Ладно, — решительно заключил он. — Когда он, твой новый, принимает? Раз такое дело, я сам к нему пойду. Потому что мне тоже перед этой девчонкой поросенком оставаться неудобно. У нее сейчас абсолютно никого нет, можешь ты это понять?..
Он махнул рукой, надел ушанку и, горбатясь, пошел к двери.
…Визит к «новому» оказался нелегким. Тот слушал Володьку с непроницаемым лицом, сказал, что он один ничего не решает, будет разбирать бюро горкома. И душа у Володьки заныла.
— Ну, хорошо, — сказал секретарь. — Мы сообщим вам, когда бюро.
И Володька, осторожно прикрыв дверь, побежал по коридору.
3
Бюро горкома собралось в начале нового года. Володька привел с собой девушку, высокую, довольно крупную, с большими, взрослыми глазами. Лицо у неё было попорчено волнением, но все равно это лицо казалось слишком хорошим для грубого темного платка и черной телогрейки, которую выдали ей на заводе в качестве спецовки. Если бы откинуть сумрак этой одежды, с такой девушки можно бы написать и Марью Моревну, и Василису Прекрасную, и Снегурочку, что ли… Потому что лицо у девушки было белое, хорошее. Ему нужна была только улыбка. И вопреки всяким опасениям Володьке казалось, что, как только члены бюро увидят эту девушку, они ей так же поверят, как уже верил ей он сам.
— Садись, Саша, обождем, — сказал Володька.
Они сели на диванчике в коридоре. За дверьми уже шло заседание. Саша сняла варежки и поднесла к замерзшему лицу тонкие сахарные пальцы. Они казались чересчур белыми, оттененные чернотой стеганого рукава. Из-под платка упала на спину светлая коса чуть не в ладонь шириной, и Володьке показалось, что она обожгла ему руку.
