Не раз Володька брал листок бумаги, чтобы написать заявление городскому прокурору. Он считал, что Гребенюка непременно надо судить. И за Сашу и за Натаньку. Удерживало только то, что он не умел связно вылить на бумагу распиравшее его возмущение. У Володьки, при всей его бойкости, за плечами было всего четыре класса да еще ФЗУ. Потом он решил, что ему в этом деле поможет сама Саша, но она сказала в ужасе:
— Вова, не надо!.. Я тебя очень прошу. Все ведь может начаться сначала…
Она не сказала, что именно начнется, но Володька понял: сейчас Гребенюк к ней больше не пристает. Он был рад этому, но ненависть тлела и грозила вспыхнуть. Приостыл Володька лишь тогда, когда встретился с Лучиной. Он ему все рассказал, и Лучина усмехнулся своими узкими губами, губами мужественного человека.
— Знаешь, Мишуков, не связывайся. Дрянь он, и все! Займись лучше Сашей поближе.
Володька пыхнул, как бенгальский огонь у елки. Саша была с ним в последнее время ласкова, но Володька не забыл их разговора в красном уголке.
— Ничего не получится, товарищ Лучина, — сказал он отрывисто и отвернулся, чтобы скрыть досадливый румянец. — У нее другое увлечение есть…
И тут же вдруг Володька спросил:
— Товарищ Лучина, я извиняюсь… Как вас звать?
Его очень удивило имя Лучины — Клавдий. Володька считал, что есть только женское имя — Клавдия. Так звали его мать. И обрадовался, что его собственное имя куда лучше — Владимир! Так самого Ленина звали. Володька все-таки решился «колупнуть».
— А мне показалось, товарищ Лучина, что Саша вам лично понравилась. Вы тогда ее так здорово защищали!..
Лучина поглядел на Володьку удивленно и покачал головой.
— Странные ты делаешь выводы, Мишуков. Что же, она разве не имеет права на защиту? Я говорил то, что думал. — И он добавил, опять усмехнувшись и с новым для Володьки выражением: — А девушки мне, Мишуков, другие нравятся. Твоя Саша… Она уж слишком… девушка. В каждой дивчине должно быть немножко чего-то от хлопца. Уж если заяц, то хоть уши торчком!..
Сказав это, Лучина опустил свои серые глубокие глаза. Володьке слышен был приятный, манящий запах табака. Он видел, когда Лучина затягивался папиросой его темные, вычерченные брови мерно поднимались и чуть шевелился худой кадык, стянутый вышитым воротником.
— Ну, а как она теперь?.. — спросил Лучина, имея конечно, в виду Сашу.
Володьке хотелось похвастать, что ему удалось перетащить Сашу с подсобной работы на точильный станок. Она всячески сопротивлялась, не верила, что сможет, и, когда сорвавшаяся деталь вышибала у нее из рук напильник, она в ужасе отскакивала и искала глазами Володьку. Но об этом он умолчал, зато рассказал Лучине, что Саша очень аккуратно посещает политзанятия и отвечает лучше других, без подсказок. Записалась в драмкружок, который готовил какую-то пьесу про шпионов, выучила роль назубок, но, как только дошло дело до репетиции, растерялась и почему-то заплакала…
