А потом был длинный вечер, и начало ночи, и глухая уже ночь, заполненные новыми государственными заботами, и каждая забота будто тянула за собой еще заботы, и не оставалось места в памяти ни для сибирского похода, ни для воеводы Ивана Ивановича Салтыка Травина, который, поди, и ведать не ведает, что уже проложен ему длинный и опасный путь за Камень, на неведомый край земли…
Человеческая жизнь – не часы, дни, недели, месяцы и даже не годы, какими бы долгими они ни казались. Жизнь – это встречи, и только встречами, а не равнодушным течением времени измеряется земной путь человека.
Но не всякие встречи оставляют след.
Встречи-однодневки, неразличимые в своей одинаковости, как затяжные осенние дожди, смешивающие в единую серую муть рассветы и сумерки…
Встречи-повторения, когда под личиной нового человека вдруг проглядывает что-то давным-давно знакомое, слышаное-переслышаное, опостылевшее…
Встречи-разочарования, приносящие лишь глухую боль неудовлетворения вместо ожидаемой радости…
Множественность подобных встреч не разнообразит бытия, тянется оно смазанной полосой, и не за что зацепиться безжалостному судье – памяти, нечего ответить на вопрос, который рано или поздно встает перед каждым человеком: «Зачем жил?»
А живет человек надеждой на счастливую встречу, которая высветлит все вокруг, раскроет глаза на удивительное многоцветье мира, казавшегося раньше однотонно-будничным, и жизнь будто разломится надвое: до и после…
Такой счастливой встречей стало для сына боярского Ивана Салтыка Травина неожиданное знакомство с государевым посольским дьяком Федором Васильевичем Курицыным. Жаль, поздновато пришла эта встреча, четвертый десяток разменял уже Салтык, половина отпущенной человеку жизни прожита, и прожита не совсем так, как можно было бы ее прожить. Но знакомство состоялось в славное время, в годину освобождения России от ненавистного ига ордынского, и Салтык увидел в совпадении великий смысл: для него началось тогда освобождение разума…
Раньше, сколько ни помнил себя Салтык, жил он как все, не переступая очерченных обычаями, Божьими и земными установлениями пределов, и не тяготился этим. В каждый отдельный час он знал, что есть добро, а что зло, и бестрепетно осуждал людей, покушавшихся на незыблемость привычного. Зачем метаться, зачем мятежничать умом и страдать несбыточными мечтами, если для каждого человека на земле предопределен свой удел? Князьям – властвовать, боярам и детям боярским – служить честно и грозно, крестьянам – добывать неустанными трудами своими хлеб насущный, а всем людям вместе – славить имя Господне за милости, ниспосланные за праведные дела, или страдать безропотно за грехи, ибо страдания эти тоже от Бога…
