Где-то на задворках бродила мысль, что надо бы встать, помочь. Но сил хватило только на то, чтобы, ухватившись, подтянуться и выглянуть за борт. Видно, прав был Мефодий Никитич: лучше сидеть ей среди кастрюль и не воображать себя Микулишной.
Кремовые пятна двигались обратно к горизонту. Последние медведи трусливо бежали за торосы, потрюхивая жирными боками и оглядываясь. Смотреть на это было противно, и Василиса снова опустилась на палубу.
Подскочил Андрейка - чумазый, всклокоченный, в дырявой тельняшке, словно балтийский матрос революции - подмигнул весело:
- Ну, что, сильно испугалась? Медведика?
Василиса закрыла глаза, вспоминая. И тут же открыла.
- Я за вас испугалась. Он в крови был.
Андрейка улыбнулся и, как маленькую, погладил ее по голове. От руки резко пахнуло гарью.
- Да это он в своей крови был. Порезался.
- А на камбуз зачем лез?
- Так камбуз же. Пирог твой, наверное, учуял. С вишнями.
Поймав ее недоверчивый взгляд, Андрейка свел глаза к переносице, а потом сделал вид, что поправляет невидимое пенсне. Василиса прыснула и вдруг захохотала заливисто, до слез.
А, отсмеявшись, спросила как можно равнодушнее:
- С капитаном все нормально?
- Он у себя, - как-то сразу погрустнел радист и, поежившись, обнял себя за плечи. – Брр… Холодно тут…
- А чего ты раздетый? Простынешь.
Василиса размотала с шеи шарфик и подала Андрейке. Тот помедлил, протянул руку не сразу, и ветер, на радостях, рванул так, что и дым отнесло в сторону, и Андрейка покачнулся, и шарфик, как пестрая чайка, взмыл и понесся над белым полем. Он поднимался все выше и выше, распластав расшитые красным крестиком крылья, а над ним вставало что-то непонятно-молочно-белое. Словно льдам стало тесно внизу, и кто-то медленно выдавливал их горбом из океана. Белое растеклось по-голубому, и в эту арку вместе с шарфиком влетел Василисин голос:
- Радуга! Андрейка, радуга!!!
Снеговики снова толпились у края полюса, что-то взволнованно обсуждая. На всякий случай Снеговенок позвал:
- Мама?
- Я тут, маленький.
- Что там?
- Там радуга.
Радуга стояла прямо над горизонтом, и Снеговенок поднялся, чтобы рассмотреть получше.
Радуга ему понравилась. Словно две горки соединили вместе: хочешь – с этой стороны катись, хочешь – с другой. Можно и соревнование устроить. Только выдержит ли радуга взрослых снеговиков?
- А зачем радуга?
- Чтобы радоваться.
- А это кто?
Высоко в небе летела странная разноцветная птица. Не летела даже, планировала - отдыхая, набираясь сил. На секунду Снеговенку захотелось, чтобы она присела на сугроб. Он бы расспросил, где была, что видела. Но птица только крылом качнула: некогда, малыш, нужно догонять стаю - и он помахал ей на прощание.
