Как удручающе подействовала бы на них подобная весть, случись это раньше! Но теперь, когда они научились молиться, они сказали только:
— Да будет воля Божья! Если Господь это допустил, будем нести испытание.
И как раз на этой неделе, когда у Петрачей должна была справляться свадьба, куда приглашены были и Ондрачики, к последним прибыли больной зять и заболевшая в дороге дочь. Дорке тут было не до свадьбы: управиться бы дома с работой!
И не будь у них Мефодия, они не знали бы, как им быть. Главное, им не к кому было дажеобратиться за помощью.
Приехавшая дочь Анна удивилась: кто так заботливо помогает старикам? Тогда Дорка и мать, да и старик, рассказали ей, что за работника в дом послал им Господь. Иосиф — муж Анны, также дивился редкому работнику. При этом говорил:
— Его голос мне знаком, как будто я его уже когда-то где-то слышал.
— Как знать! Может быть, вы с ним не раз встречались. Мы сами не знаем, откуда он. Он никогда не рассказывал о себе. Но из того, что он вообще рассказывает видно, что он много чего повидал на белом свете.
Наступило воскресенье — день свадьбы у Петрачей. Старый Давид сидел в своей хибарке у теплой печки и раздумывал о жизни. Окна и двери были закрыты, но музыка и громкие голоса отчетливо доносились сюда.
Вдруг открылась дверь и вошёл Мефодий.
— Добро пожаловать! — обрадовался старик. — Пришел навестит! Как дела у вас в доме?
— Слава Богу! Теперь получше. Доктор сказал, что Иосиф к весне совсем поправится, а жена его, Анна, так совсем уж встала, хотя и жалуется еще на слабость.
— Послушай, Мефодий, я как раз перед твоим приходом сидел и думал: что будет с тобою? Если Ондрачику вернулись дети и они скоро поправятся, то ведь им, стало быть, не надо будет больше другого работника, кроме пастуха.
— Конечно. Одного им придется отпустить. Я и остаюсь у них только до весны. Собственно, я им и сейчас особенно не нужен. Я мог бы и сию же минуту уйти, но у меня начата стройка, да и ещё есть кое-какие дела.
— Как — уйти! — воскликнул старик. — Почему уйти? А куда же мы денемся без тебя? Другие ещё, может быть, ничего. Но старый Давид, что он будет делать без тебя?
— А я разве вам дорог? Вы любите меня? — Мефодий обнял старика как в тот раз, когда Давид рассказывал ему о своем горе.
— Ах, не спрашивай! Ежели ты согрел мою старую кровь, как может мое сердце не любить тебя?
В комнате стало тихо.
— Помните ли вы, дорогой Давид, что я осенью обещал вам?
— Что ты мне кое-что хотел рассказать? Я помню это. И давно уже жду, когда ты это сделаешь.
