Ничего, ты не узнаешь об этом, мое дитя.
Я надеюсь, что моему ребенку будет суждена долгая и счастливая жизнь. Маленький комочек, которого еще нет. Я сделаю все, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты не знал той боли, которую постоянно испытывает твоя мать. Мы с тобой будем не разлей вода. Мы будем счастливы. Будем много смеяться, будем неразлучны и всегда вместе. Я буду для тебя Солнцем, и ты будешь для меня Солнцем. У тебя в жизни будет много радости и веселья. Ты будешь маленьким веселым человечком, который — возможно, первым, кому это удастся из мужчин — подарит мне не омраченную болью радость бытия. Я уже знаю, как назову тебя.
Приходи скорее, Матвей».
— А-а-а-а-а-а-а!!!
— А-ха!!!
— А-а-а-а-а!!! — стонет он.
— А-а-а-а, — рыдаю я.
— Не надо, — кричит он.
— Пожалуйста! — рыдает он.
— И меня! — кричит она.
— Пожалейте, — визжит она.
— А-а-а-а-а, — орет брат.
— А, ха-ха-а, — рыдаю я.
И захожусь так страшно, что на минуту смолкают все.
Нас много. Мы под мостом в парке, где даже днем гулять не стоит, что, учитывая положение дел в Молдавии, не так уж удивительно. Мы представляем собой групповую композицию. Что-то вроде «Ночного дозора» Рембрандта, только у нас больше экспрессии. Куда больше. Итак, слева направо.
Фигура первая. Леопард-на-бицепсе стоит на коленях, со связанными за спиной руками, уронив лицо в асфальт. Он без обуви, и подошвы его ног разбиты. Я говорю «разбиты» на ради красного словца. Они разбиты по настоящему — из левой пятки торчит кость. Пальцы перемолоты, вместо них каша. Если леопард-на-бицепсе выживет после сегодняшней зарисовки, он останется инвалидом на всю жизнь. Правда, я не уверен, что он выживет.
Фигура вторая. Рядом с леопардом-на-бицепсе лежит, скорчившись в позе эмбриона, старая мегера из попечительского совета. На ней нет юбки, и из ее зада, — я вынужден описывать все беспристрастно, — торчит что-то зеленоватое. Если вы наклонитесь пониже, а я не уверен, что вы захотите это сделать, то увидите, что это горлышко от бутыли из зеленого тяжелого стекла, в которые в Молдавии разливают дешевое вино. Вы можете предположить, что оставшаяся часть бутыли находится в теле мегеры из попечительского совета.
Фигура третья. Рядом с мегерой лежит мегера помладше, с разорванным платьем, разбитым — пусть и не так, как ноги леопарда-на-бицепсе, но все же разбитым — лицом, мегера номер два.
Фигура четвертая. Какой-то мудак из суда — кажется, секретарь, — блюет на ноги фигуры третьей, потому что ему очень-очень плохо. Рядом с ним лежит куча засохшего дерьма, и если вы приглядитесь, а я уверен, что вам не очень захочется, то поймете, что блюет он дерьмом. Может быть, вы поймете первопричину этой рвоты — да, конечно, он блюет дерьмом, которое его заставили есть.
