Ей-богу, как же хорошо, что по трусам нельзя определить возраст хозяйки.
Между прочим, она сама, напоминаю я себе и прижимаю Матвея к груди. Только это, конечно, вовсе не аргумент. Ладно, буду надеяться… Так и есть. Тетка прихлопывает ящик, машинально закрывает его, и отлипает от компьютера.
— У нас все, — говорит она. — Всего доброго.
— Пока-пока, — говорит Матвей и бежит открывать дверь.
Проводив старых паскуд, я, чувствуя себя героем «Банкира», начинаю суетиться и приводить в действие механизм большого Плана. Пытаюсь договориться с мамашей Оксаны, со своей, ее, оказывается, леопард-на-бицепсе тоже обработал, пытаюсь решить кое-какие вопросы со старыми знакомыми из Центра медицинской экспертизы, которые специализируются, конечно, больше на трупах, но ради такого дела могут и о живых вспомнить, сражаюсь отчаянно и храбро. У меня больше шансов, чем все они думают, потому что леопард-на-бицепсе, который сработал действительно хорошо — видно, не зря он там бегал с окровавленной задницей в разведчастях — все-таки совершил ошибку. Не учел одного важного момента. Пятнадцати тысяч долларов, которые я получил в Москве как, бля, надежда молодой литературы и которые я вовсе не зажму, как считают те, кто о них знает. Меня мучает только один вопрос. Сколько денег у него, этого придурка? У кого их будет больше, тот и победит. Особенно учитывая, что выгляжу я и правда сомнительно. Мужчина под тридцать, вдовец, не работает — пусть эта астрологическая фигня и приносит доход, но ведь выглядит это не очень прочно, не так ли, уважаемый совет попечителей, — все время с ребенком, Господи, да он даже поссать с ним ходит, не кажется ли вам… И все такое. А если бицепс-и-леопард купит справку о том, что он папаша мальчика, мои дела плохи.
Тем не менее, мы с Матвеем проходим экспертизу, которая подтверждает: да, он мой сын, а я, соответственно, не только вечно что-то переспрашивающий тупица, но и его отец.
Тем не менее бицепс-и-леопард покупает такую же справку. Что, учитывая состояние дел в Молдавии, не так уж и сложно.
Первую неделю, кажется, все склоняется в мою пользу, медленно так, постепенно, как всегда, когда думаешь, что выиграешь, а на самом деле все потеряешь. И правда, так оно и случается. Когда проигрываешь, все движется уже не медленно. Все падает моментально.
Потом все падает. Словно неисправный самолет. И я, его единственный пассажир, кувыркаюсь да гляжу то на облака, то на Землю, когда подлетаю к иллюминатору да сжимаюсь, ожидая удара и гибели. Которые наступят вот-вот.
