Проведя европеизацию названий конкретных моделей (и проявив в некоторых случаях особую гибкость; например, для продажи в испаноговорящих странах внедорожника «Паджеро» его пришлось переименовать в «Монтеро», ибо Pajero по-испански означает нечто непотребное), японцы задумались и над самими марками. Требовалось создать ряд специальных ответвляющихся брендов, которые бы звучали не слишком по-японски. «Тойота» придумала себе «Лексус». Удачное слово — в нём слышатся и люкс, и секс, и уксус, и лексика, и что-то из Генри Миллера. Но привычное, почти домашнее очарование старой доброй «Тойоты» и даже изначальной «Тойоды», символом которой избрали две стилизованные петли, до сих пор красующиеся на решётках радиаторов и багажниках (фирма начинала с выпуска ткацких станков), из глянцевого «Лексуса» ушло. «Хонда» породила «Акуру» — очень хорошо, в этом слове спрятаны и японская сакура, и европейская аккуратность.
В «Инфинити» — «бесконечности», отпочковавшейся от «Ниссана», — ничего японского уже не осталось. Правда, само слово «Ниссан» теоретически вполне могло появиться и в европейском языке. Чего не скажешь о почвеннических «Дайхатсу», «Мицубиси» и «Мицуоке» (последняя звучит как гибрид «Мицубиси» и нашей «Оки» — мутант из кошмарного сновидения автоконструктора).
Не буду утверждать, впрочем, что только магия звучания этих названий сделала из меня фаната автомобилизма. Возможно, всё было проще. Мы с друзьями поехали к морю, и из нас четверых машины не было только у меня. Ранее данный факт меня нисколько не смущал, хотя мне было уже двадцать три года и, следовательно, я уже пять лет мог рассекать по Владивостоку на законных основаниях. Но тут что-то щёлкнуло. Через несколько дней я записался на курсы вождения, около месяца спустя получил права, а на следующий день после этого купил машину.
Её состояние называлось «сел и поехал». Так я и поступил.
Глава третья
Чрево Владивостока
Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский.
В.И. Ленин, из выступления на пленуме Моссовета, 1922
1
— Отчество-то зачем, Андрей?
— А я вас очень уважаю. Видите — и место всегда стараюсь выбрать получше.
Грубая лесть, а всё равно приятно. Странный народ — стояночники (или кто они сейчас — какие-нибудь «паркинг-менеджеры»?). За несколько лет своего автомобилизма я сменил во Владивостоке немало мест обитания, возле каждого из которых приходилось отыскивать более или менее цивилизованное место для ночёвки машины. Держать авто под окном, как делают некоторые, я избегал, боясь не столько того, что снимут оптику или открутят колёса, сколько собственного нервничанья.
