Одним из поразительнейших симптомов современного вульгарно-демократического опошления христианского Запада и утраты им живого исторического чутья можно считать тот факт, что европейская философско-политическая мысль доныне воспринимает как один из всего только второстепенных результатов Великой войны переход Св. Земли под управление одной из христианских держав после непрерывного с 1244 года мусульманского владычества, так долго и безуспешно оспаривавшегося некогда этим же самым Западом в ряде вековых, героических и бесплодных усилий. Вожакам сионизма приходится для достижения своих заветных целей — политического овладения Св. Землей — широко использовать факт безнадежного падения христианского религиозного чувства в среде распыленных человеческих толп огромных городов Запада и тех профессиональных демократических политиков, за которыми послушно бредут эти толпы. Возрождение христианства на католическом и протестантском Западе из его нынешнего упадка означало бы похороны сионистской утопии, и если бы истинные упования, интересы и нужды еврейского народа были в согласии с выдумками сионистских вожаков — как они сами это без околичностей утверждают, — то положение получилось бы в высшей степени странное и соблазнительное, но не лишенное, впрочем, большой доли трагической парадоксальности: народ, принесший миру идею живого, единого и личного Бога, должен был бы этого самого Бога молить о том, чтобы огромные человеческие массы могущественнейших государств нашего времени подольше оставались в их современном помутнении и потемнении постижения Его и знания о Нем.
Для всякого наблюдателя сионистского движения естественно желание уловить в его идеологии, столь тесно связывающей себя с грядущими судьбами народа Израильского, издревле богосвидетеля перед лицом народов Земли, некую религиозно-мистическую устремленность, именно здесь, казалось бы, столь уместную. И вот такому наблюдателю приходится поразиться тем, что, несмотря на иногда прорывающееся некоторое подобие внешнего благочестия, связанного главным образом с эмоциями, питаемыми богослужебным употреблением древнееврейского языка, столь ревностно и теплично-тщательно культивируемого сионистами в качестве языка житейски-обиходного (в чем сионистские устремления отнюдь не вызывают подражания в широких народных массах), — в идеологическом и практическом обиходе сионизма такая религиозно-мистическая устремленность тщательно и не без гордости устраняется. Официальный сионизм ревниво оберегает как величайшую ценность, как свое оправдание перед миром те светские и религиозно-индифферентистские стороны движения, которые сближают его с другими национально-самоопределенческими движениями народов Средней Европы и пограничных с СССР стран, добившихся самостоятельности или уповательно на нее рассчитывающих. Ради получения соответствующей аттестации со стороны демократических и самоопределенческих вожаков сионисты с гордостью подчеркивают земной, реалистически-утилитарный и даже банальный
