Своя гавань | страница 54
— Не могу я тут валяться, Джек, — упрямо заявила она. — Да и рана не настолько серьёзная, чтобы…
— …чтобы ты могла пренебрегать своим здоровьем? — тихо, но гневно проговорил Джеймс, решительно загородив собой дверь каюты. — Здесь не Европа, дорогая. И даже не твой мир будущего с его фантастической медициной. Здесь и пустячная царапина может стоить жизни, если не уследить. А я… Ты знаешь: для меня твоя жизнь дороже собственной.
Галка криво усмехнулась: нога болела и впрямь зверски.
— Джек, — негромко сказала она. — Ну что ты кипятишься? Можно подумать, я при смерти. Я однажды с тремя отморозками подралась. Они убрались все в кровище, но и я еле домой приползла — так меня побили. Ничья, одним словом. Было намного хуже, чем сейчас, поверь. А это, — она коснулась рукой простреленного бедра и поморщилась, — всего лишь неизбежные издержки профессии. Которую никто из нас двоих не выбирал… Я люблю тебя, милый, и ценю твоё мнение, но я — капитан «Гардарики». И моё место на квартердеке.
Она видела, какая борьба отражалась на лице любимого человека. Джеймс, дитя своего времени, был воспитан на том, что женщина обязана находиться в подчинении у мужчины. Но женился-то он именно на ней! А Галку трудно было заподозрить в стремлении подчиняться кому бы то ни было. Жена — пиратский капитан… Никто в команде — за исключением двух-трёх самых отчаянных — не захотел бы меняться с Эшби местами. А сам штурман прекрасно понимал: заяви он своей драгоценной что-то вроде «либо я, либо мостик», и это будет последний день их брака. С корабля она его не выгонит, но такой вот жизни, как эти несколько месяцев — душа в душу — уже не будет…
— Видит Бог, я тебя когда-нибудь убью — чтобы ты не погубила себя сама, — проговорил Джеймс, не без труда поборов желание запереть жёнушку в каюте и приставить охрану. — Пойдём.
Когда Жером и Хайме огласили списочек обнаруженного в трюме «Кортесано», радости пиратов не было предела. Почти двести тысяч песо только в разнообразной монете, золотом и серебром! Да ещё несколько ящичков с аккуратно уложенными слитками серебра, не считая отличного оружия и имущества капитана, изъятого из его каюты. Сеньор капитан, видать, зарабатывал на перевозке ценностей весьма недурно: чудесный серебряный сервиз, резная мебель, полный сундук недешёвой одежды, целый ящик книг — причём не только на испанском языке. А галеон? Почти неповреждённый, он мог бы быть продан самое меньшее тысяч за тридцать пять. Если, конечно, д'Ожерон не пожадничает. А пленные испанцы? Один только капитан уже пообещал выкуп за свою персону в размере двадцати тысяч, оставшиеся в живых офицеры тоже не скупились, а матросню, как водится, продадут на французские плантации… Одним словом,