— Война, которую мы ведем, справедлива, — убежденно ответил Морозов. — И никогда не сомневайся в этом, ибо то есть священная битва Господня за спасение народа российского. Господь — наш столп огненный ночью и столп облачный днем. На нас броня праведности.
Виктор Аркин отвернулся.
— Нас будут искать. — Он обвел рукой подвальное помещение. — Вам нужно отсюда уезжать, немедленно.
— Я вернусь в свою деревню. Это недалеко от города, так что я, если будет нужно, смогу быстро приехать. А что ты, Виктор, думаешь?
— Я останусь при своем министре. После покушения на премьера он будет злиться, а он, когда злится, теряет осторожность. Для него я ничто, шоферская форма, пустая внутри, поэтому в машине он вслух говорит такие вещи, которые должен был бы держать в голове.
— Как я уже говорил, Виктор, Господь на нашей стороне.
Аркин взял со стола шапку и направился к двери.
— Вы же знаете, что в конце концов нам придется убить их всех, — негромким голосом обронил он, — даже женщин и детей.
— Смерть есть начало нового. Воспринимай это так. Для них это станет началом вечности, а для остальных — зарождением справедливого и достойного мира. Это будет рай земной.
Аркину представились большие карие глаза и мягкие пухлые губы. «Выполняйте свои обязанности», — сказала она в машине, когда на Морской улице к ним приближались забастовщики. Спокойная, как кот на солнышке. А сестричка ее сидела рядом с ней и таращила на них голубые глазки, как ребенок в кондитерской лавке.
Всех. Всех их в расход. Ничего, этот день уже не за горами. Когда он взялся за ручку двери, рука его задрожала.
Наверху, в коридоре с высоким потолком, было холодно. Ветер грохотал черепицей, пытаясь пробраться в дом через мансарду. Валентина прислушалась и уловила завывание ветра, похожее на прилетевший из леса стон. «Мы с вами поладим», — сказал он тогда. Она улыбнулась и вспомнила его пальцы, сжимавшие поводья, запах его пальто. Его ладонь у себя на затылке. «Я могу вас навестить?»
Под дверью Кати не было полоски света, но Валентина все равно открыла ее и проскользнула внутрь. В темноте она беззвучно скинула танцевальные туфли, приподняла уголок одеяла и юркнула в теплую постель.
— Катя, — прошептала она.
Девушка обняла неподвижную фигуру и прижала сестру к себе. Переплела ноги и уткнулась щекой в ее плечо. Так она пролежала несколько минут, пока не ощутила запах. Тошнотворный, похожий на медь запах, знакомый ей слишком хорошо. Она тут же села.
