— Что вы ей дали? — негромко спросила Валентина.
— Немного опия. Обычную дозу.
— Я думала, опий вы ей уже не даете.
— Я пробовала от него отказаться, но она без него не может.
Валентина ничего не ответила. «Опий. Что я о нем знаю? Только то, что вижу в глазах Кати».
Няня перестала отталкиваться от пола и сочувственно посмотрела на Валентину.
— Чувство вины — ужасная вещь, дорогая. — Она покачала головой и провела рукой по тонким страницам раскрытой книги. — Прости нас, Господи.
Валентина подошла к окну, отвела в сторону плотную занавеску и посмотрела в ночь. Сани и кареты мелькали огнями на улицах города, который славился тем, что никогда не спит, безумно прожитыми жизнями и еще более безумными смертями. СанктПетербург был городом крайностей. Все или ничего. Здесь заботились только об очередной выпивке, очередном кутеже, очередной безумной ставке на жизнь или на смерть. Валентина смотрела на все это, и ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы в ее жизни было место чемуто большему.
— Нет, — чуть слышно произнесла она. — Не от Господа мне нужно прощение.
Она сильно потерла руки, но холод, который она в эту секунду почувствовала, шел не снаружи.
Было еще темно. Густая гнетущая темнота словно обволакивала мозг, мешая думать. Сверху послышались первые звуки пробуждающегося дома: слуги начали растапливать камин и натирать полы. Валентина сидела потурецки в изножье Катиной кровати, на коленях у нее было расстелено полотенце.
— Я слышала, папа купил новую машину, пока я была в институте, — сказала Валентина.
— Да. «Турикум». Швейцарский.
— Но это же наверняка ужасно дорого!
— Наверное… Но царь только что купил себе новый «ДелонеБельвиль», а ты же знаешь, как при дворе заведено: стоит государю чтото сделать, как все тут же бросаются повторять за ним.
— И кто его водит?
— Папа нанял водителя. Виктор Аркин его зовут.
— Какой он?
— Форма ему к лицу. Очень спокойный и, мне кажется, красивый. И еще он всегда серьезный.
— Тебе всегда нравились мужчины в форме.
Катя беззаботно рассмеялась, и у Валентины потеплело на душе. Когдато сестру было не так просто развеселить. Однако она заметила, что этим утром глаза у Кати не были ясными, как будто туман, расстелившийся над Невой, ночью прокрался в дом и проник под ее веки. Одна нога ее лежала на полотенце у Валентины на коленях, и руки старшей сестры массировали ее, разминали суставы, придавали подобие жизни парализованной конечности. Лавандовое масло смягчало повторяющиеся движения и наполняло воздух приятным ароматом, скрывая запах, который обычно стоит в комнате, где находится лежачий больной.
