— И ты утверждаешь, что совершенно незнакомые тебе люди провернут то, что удалось этим двоим, только из симпатии к какой-то беспризорнице, шатающейся под дождем? Интересно, сколько из моих кровных алиментов они получили?
— Нисколько.
Грэм недоверчиво нахмурился.
— Что вами движет, Говард? И если она не платит, то кто?
Ну что ж, им предстояло убить еще несколько часов, так что правда им не повредит — она и так всегда была рядом, отодвинутая теми, кого не касалась, в мифы и легенды. И кроме того, он должен быть уверен в том, что эти люди будут слушаться его, а они получат на то больше оснований, если сочтут его опасным психом.
— Я послан организацией, о которой вы никогда не слышали, — начал Джерри, заметив, как Карло приподнял бровь. — Мы с Киллером — полевая группа. Время от времени нам дают приказ вступить в контакт с определенными людьми и предложить им убежище. Ваша бывшая жена — одна из таких людей. Почему и как она избрана, меня не касается.
— Убежище? — переспросил здоровяк. — Психушка? И где?
Джерри попытался устроиться поудобнее на ручке скрипучего старого кресла. Ариадна подвинулась; он расценил это как приглашение и уселся рядом с ней.
— Мы называем это место Мерой, — ответил он, — хотя у него множество названий. Это страна счастья и вечной молодости.
Мужчины переглянулись, и Карло закатил глаза.
— Мне около семидесяти лет, — продолжал Джерри, — а Киллеру — чуть больше четырехсот. Разумеется, вы мне не поверите, но, как я уже сказал, вам придется по крайней мере поверить в то, что в это верю я. Ариадна интересовалась…
Сидя под голой лампочкой, он рассказывал им о солнечном городе Мере, где каждый день напоен ароматом цветов и запахом моря, о его улочках, площадях и извилистых аллеях, заполненных людьми из всех времен и всех стран, живущими в мире и счастье. В этой комнате с голыми дощатыми стенами, фанерным потолком и потертым линолеумом он рисовал им красоту розовых и красных стен из мрамора и песчаника, гранита и красного кирпича.
Его голос звучал монотонно в наступившей зловещей тишине; снаружи не слышны были ни ветер, ни дождь — только стук редких капель на крыльце.
Он рассказал им про тихий порт перед его окнами, ослепительно голубой под летним небом, где находят пристанище маленькие суда всех времен и народов: старые дымные пароходы из Лондона девятнадцатого века, триремы из Микен или Коринфа, позолоченные византийские галеры и грузные ганзейские когги с Балтики. Он рассказал им, как иногда выходит и заговаривает с матросами — с выгружающими шелка китайцами, убежденными в том, что привели свои джонки в Занзибар, с арабами, привезшими кофе, по их мнению, на Андаманы, с китобойцами-янки, пополняющими запасы питьевой воды в Лахайне, с экипажами испанских каравелл, ходящими в Вест-Индию, бригантин, шхун и арго. Он видел, как скептицизм пленников сменяется недоверием, а недоверие — беспокойством. Ну что ж, оно и к лучшему.
