С каким терпением старалась она окружить Клиффорда своей любовью и создать для него целый мир, так, чтобы он не чувствовал в нем никакого холода и скуки! Как она пыталась развлечь его! Как жалки, но как великодушны были эти ее попытки!
Помня о его прежней любви к стихотворениям и прочим произведениям фантазии, она открыла сундук с книгами и достала сочинения авторов, которые в то время считались лучшими. В одном томе был переплетен Поп вместе с Рапом и Локком, а в другом — Татлер с Драйденом. Золото на их корешках давно потемнело, а страницы потеряли первоначальную белизну и лоск. Клиффорд остался равнодушен к этим авторам. Все подобные им, любимые современной публикой, писатели через одно или два поколения неизбежно теряют свое очарование, и потому едва ли можно было ожидать, что они произведут какое-нибудь впечатление на ослабленный ум своего прежнего поклонника. Кроме того, Гепзиба надоела своему слушателю отсутствием выразительности в чтении; она как будто не обращала никакого внимания на смысл того, что читала, — напротив, это занятие, очевидно, казалось ей скучным. Голос ее, от природы жесткий, за годы печальной жизни сделался похожим на какое-то карканье. Это неприятное карканье, сопровождающее каждое радостное и грустное слово, свидетельствует о глубоко укоренившейся меланхолии и рассказывает историю бедствий, перенесенных человеком. Он производит на слушателя такое действие, как будто вместе с ним вырывается из души что-то мрачное, или — употребим более умеренное сравнение — это жалкое карканье, проходя сквозь все изменения голоса, напоминает собой черную шелковую нитку, на которую нанизаны хрустальные зерна речи, получающие от нее свой цвет. Такие голоса жалуются нам на погибшие надежды и как будто просят смерти и погребения вместе с ними!
Заметив, что Клиффорд не становится веселее от ее чтения, Гепзиба принялась искать в доме другие средства для более приятного времяпрепровождения. Вдруг ее взгляд остановился на клавикордах Элис Пинчон. Это была минута великой опасности, потому что, несмотря на страшные предания, сопряженные с этим инструментом, и на печальные арии, которые, согласно слухам, играли на нем невидимые пальцы, — преданная сестра воодушевилась было мыслью спеть что-нибудь для Клиффорда, аккомпанируя себе на клавикордах. Бедный Клиффорд! Бедная Гепзиба! Бедные клавикорды! Как бы вы были жалки все трое вместе! Только какой-то благодетельный дух — может быть, невидимое вмешательство самой давно погребенной Элис — отвратил угрожавшее им бедствие.
