Повторю еще раз: акт сноса статуи Дзержинского волеизъявлением свободного народа, которому в этот момент истины никакие официальные указы и решения были не нужны, являлся символическим. И это была символика, возвестившая, обозначившая новое общественное устройство, вполне энергичная — историческим аналогом может послужить разрушение Бастилии.
Представим, что сегодня французы «в целях сохранения исторической памяти» решили бы восстановить Бастилию. Непредставимо? Однако решение Государственной Думы от 4 декабря 1998 года большинством голосов принято по инициативе депутата Николая Харитонова. Аргумент: ФСБ в здании на Лубянке чувствует себя без Феликса беззащитной. Дума настоятельно рекомендует правительству Москвы восстановить памятник Дзержинскому на прежнем месте, в центре Лубянской площади. Если это опять символ (решение как символ; но символом было и повешение), то он свидетельствует о перемене/возвращении ментальности, направленной на реальное восстановление связи с советским прошлым, если не с самой советской властью.
Но вернемся все-таки в 1991 год.
Государство, страна и народ (и его «творческая элита») в поисках новой идентичности истребляли прежнюю монументальную пропаганду — и предлагали новые решения.
Монументальная советская пропаганда подавляла количеством — не только самих сооружений, но и количеством материала, затраченного на каждую единицу. Памятник должен был быть внушительным, лучше того — грандиозным: в сапоге сталинского монумента на Волго- доне мог поместиться автомобиль. Памятники были подавляющими, победители должны были выситься над людскою массой как супергерои суперистории. Наиболее выразительный среди них — «Рабочий и колхозница» работы Веры Мухиной — на Всемирной выставке в Париже в 1936 году соперничал по величине с монументом на павильоне фашистской Германии.
Более «интимные» скульптуры — как замечательный памятник Гоголю работы Андреева — были в советские времена задвинуты на задворки (перемещенные лица), а на людном месте воздвигли фигуру новенькую (Гоголь похож на счастливого, обретшего наконец шинель с пелериной, чиновника) с надписью: «От советского правительства».
В новое время памятники «внеидеологические» — в сравнении с предыдущей эпохой — резко уменьшились в объеме. И это стало не только символическим расхождением с советским прошлым, со стилем «вампир», но и имело, безусловно, свою философию (или, если позволите, свою «внеидеологическую» идеологию).
