Отвращение и ненависть. Корсон попытался убедить себя, что земляне в период войны с урианами вели себя иначе. Он порылся в памяти и вспомнил генерала, приказавшего ликвидировать тысячи урианских заложников в первые же часы конфликта. Вспомнил он и другого вождя, которого видел танцующим на развалинах разбомбленного города. Это был город людей, но его жители пытались вести с урианами переговоры. Потом он вспомнил бежавшего с Эргистала Верана, который, ни на секунду не задумавшись, сделал бы то же самое, если бы увидел в этом какую-нибудь выгоду.
Корсон почувствовал растущее желание убивать и стиснул кулаки и зубы. В глазах помутилось. Вскоре ярость прошла, и он уже только дрожал. Неужели насилие вызывает только насилие? Неужели у человечества такое кровавое лицо, и оно носит на плечах, словно кривляющегося демона, призрак отчаяния и смерти?
Диото. Он подумал об утопии, выросшей на руинах войны, о мире, не знающем принуждения, у которого было одно правительство на семь веков и вообще не было армии. Об одном человечестве, которое стоило защищать, но не ценой насилия и крови. Но как победить насилие, не пользуясь насилием? Как выйти из заколдованного круга справедливых войн?
Антонелла сидела прямо на дороге и плакала. Когда он увидел ее, все мрачные мысли исчезли, как сосулька под лучами солнца. Она была настоящей. Он встал между нею и зловещими контейнерами, мягко поднял ее и прижал к себе.
Корсон был голоден. Машинально он направился к двери, как будто выход из здания вел к какому-то решению. Конечно, решение было, но он содрогался при мысли о нем. Будь он один, все выглядело бы иначе. Солдаты во время войны едят то, что добудут, но не умирают от голода. Если же у них ничего нет, то они стараются достать еду любым способом. Корсон знал, что располагает гигантскими запасами протеина, но не желал рисковать, объясняя Антонелле, каким образом они могут прожить некоторое время.
Может, даже бесконечно долго.
В мифологические времена это имело свое название.
Согласно легендам, вурдалаки пожирали на кладбищах трупы. В истории такое тоже случалось, и не только во время войн. Корсон задумался, не были ли боги войны скорее людоедами, чем некрофилами. Монгольские завоеватели подавали на пирах красивейшую из своих наложниц, а ее украшенная голова стояла на золотом подносе, чтобы все могли видеть, что хозяин не скупится ни в чем. То, что один человек вообразил, другой может сделать.
