Где же вы, гламурные журналы о завидном домашнем интеръере? Вам осталось только ахнуть и заплакать!
Несколько тысяч избранных, самых редких изданий.
Капитальные вложения, недвижимость, бабкины драгоценности, до сих пор не имеющие счета и цены, – ничто в сравнении с настоящим фамильным достоянием – дедовой библиотекой!
Иногда мне хотелось брать – и есть их одну за другой эти книги. Они пахли временем, знанием, словно медом, кружили голову магическим ароматом.
Здесь было все! И даже больше.
Лучшие умы человечества! Издания немецкие, английские, французские и итальянские в оригинале.
Не просто буквы и бумага – тысячи непревзойденных душ: гонимых и отверженных, обреченных и страдающих, признанных и торжествующих… гениальных душ небесных ангелов, случайно (либо умышленно) познавших все горести жизни человеческой…
Мириады мыслей, мгновений, созерцаний, озарений…
И ты! Как дитя – теряешься и робеешь, вздыхаешь и замираешь перед могуществом мировых гигантов…
* * *
– Почему не напишешь что-нибудь свое? Ты же так превосходно писала.
Невесомая истома скомкалась и сникла. Парящего «змея» вернули на землю.
Мама стояла в проеме кабинета и смотрела на меня почти так же восхищенно, как я – на шеренги бесценных томов.
Сердце заныло лишь на секунду. Подавив судорожный вздох, я ответила вполне уверенно:
– Все в прошлом. Бумагомарак и без меня хватает.
– Хватает, согласна. Но к тебе это не относиться. И когда-нибудь, я надеюсь, твой талант пересилит пессимизм.
Я не сдержала иронической улыбки:
– Скорее – реализм.
Стройные палитурки притягивали, как магнит. Рука сама собою поднималась, плавно скользила, словно проводник, пропускающий не изученные еще никем энергетические импульсы.
Я подхватила маленький гладкий томик Уильяма Фолкнера.
– Возьму. Может, найдется время почитать на досуге.
– Ты разве не остаешься, – спросила мама разочарованно.
– Пора уже заканчивать этот нудный роман. – Я старалась казаться веселой и говорить бодро. – Хотя, вряд ли наши соотечественники многое потеряют, если никогда не увидят его перевода.
Мама засмеялась. Наверное просто стремилась меня поддержать. Но у меня отлегло от сердца при виде ее нежного улыбающегося лица.
* * *
Папа переловил меня уже практически при выходе.
– Ты плохо ела сегодня, – негромко подметил он. – Ковырялась в тарелке для видимости. Сколько часов спишь?
Доктор – одним словом.
Я вздохнула, как школьница, которую не отпускают на улицу, пока она не выучит все уроки.
