— Добрый день, — вежливо поздоровался с ней Алексей.
— Добрый день, — кивнула она в ответ и раскрыла беззубый рот, что, очевидно, должно было обозначать улыбку.
Себе и Попкову он купил чаю, а Лиде — горячий шоколад. Встав со стаканами у деревянной стойки, троица стала смотреть на улицу.
— Здесь слишком чисто, — снова пробурчал Попков. — Для нас.
— Что ты хочешь этим сказать? — не поворачивая головы, процедила Лида.
Она опять оказалась между двумя мужчинами (впрочем, как обычно). Обхватив руками в перчатках горячий подстаканник, она смотрела на поток грузовых машин, снующих туда-сюда за окном. В этой части мастерской, кроме них, не было никого, так что из-за грохота печатного пресса можно было не бояться, что их подслушают.
Попков почесал заросший подбородок. Он жевал комок табака, и зубы его настолько потемнели, что почти сливались с густой черной бородой.
— Мы им не нужны, — сказал он.
— То есть наши деньги? — Да.
Лида снова замолчала, подула на чашку и отпила шоколада. Алексей почти физически почувствовал, как последние крупицы надежды покидают ее. Он со злостью грохнул подстаканником об исцарапанную стойку.
— Люди всегда хотят денег, — уверено произнес он. — Всегда. Разве ты не знаешь?
Лида пожала плечами.
— Послушай, Лида, — облокотившись о стойку, Алексей заглянул ей в лицо. Сестра выглядела уставшей, вокруг глаз — темные круги. — Мы зашли слишком далеко, чтобы отступать. Тровицк и лагерь совсем рядом. Мы даже видели несчастных заключенных. — Он заметил, как она вздрогнула — едва заметное движение мускула у глаза. Но она ничего не сказала и больше ничем не проявила своих чувств. Он понизил голос: — Мы с самого начала знали, что следующий шаг будем самым трудным.
— Трудным? — фыркнул Попков. — Ты хочешь сказать, чертовски опасным.
— Но выполнимым! — Алексей раздраженно постучал пальцами по деревянной поверхности стойки, как будто хотел этим вбить немного разума в их головы. — Йене Фриис еще может быть там.
Он увидел, что Лида задрожала. Иногда он забывал, какой чувствительной она была, какой ранимой, и в такие минуты ему приходилось напоминать себе, что у него за спиной несколько лет подготовки в военном центре в Японии, где его учили контролировать свои чувства, а у нее… А у нее не было ничего. Он отхлебнул чая. Напиток был горячий и обжег горло, но так и не смог растопить то, что было спрятано глубоко внутри, что-то холодное, как лед, и непоколебимое. Он расправил плечи и зыркнул на одноглазого казака.
