— Куань, — негромко произнес он, — ты когда-нибудь задумываешься о тех жизнях, которые мы отнимаем, когда совершаем такие поступки? О родительском горе? О женах и детях, сердца которых разорвутся, когда весть постучится к ним в дверь?
Она сидела рядом с ним, плечом к плечу, поэтому он почувствовал, как она вздрогнула, когда быстро повернулась к нему лицом. Ее мягкие щеки раскраснелись от холода. Однако дрожь ее была вызвана не страхом. Он чувствовал это, глядя ей в глаза, слыша ее быстрое легкое дыхание. Эта дрожь была вызвана возбуждением.
— Нет, мой друг, никогда, — ответила она. — Ведь это ты, Чан Аньло, разработал эту операцию и привел нас сюда. Мы пошли за тобой, так неужели ты… — Она осеклась, не решаясь произнести вслух то, о чем подумала.
— Нет. Я не собираюсь менять план.
— Хорошо. Такты говоришь, поезд будет?
— Да. Скоро. И эти националисты, эти проклятые пожиратели навоза заслуживают смерти. Они убивают наших братьев, не задумываясь.
Она решительно кивнула. В серый воздух белым облачком поднялось ее дыхание.
— Мы на войне, — сказал Чан, снова опустив глаза на пистолет, висевший у него на ремне. — А на войне люди умирают.
— Да, и мы победим на этой войне, чтобы коммунизм принес справедливость и равенство всему китайскому народу.
Сидя на каком-то Богом забытом промерзшем горном уступе, Куань улыбнулась Чану, и он почувствовал, как тепло разлилось по краешку холодной черной пустоты, которая зияла у него внутри, где- то рядом с сердцем.
— Да здравствует наш великий и мудрый вождь Мао, — торопливо произнесла Куань.
— Да здравствует наш вождь, — эхом отозвался Чан.
В этих четырех словах не было уверенности. Даже он сам услышал, как слабо они прозвучали, почувствовал червоточину, и все же глаза Куань убежденно сверкнули. Ее маленькие аккуратные уши не расслышали его сомнений.
Чан поднялся и медленно и глубоко вздохнул, успокаивая учащенно забившееся сердце. Прямо перед ним скала резко уходила вниз, образуя узкое ущелье, с противоположной стороны которого вздымалась такая же голая безликая громадина. Вокруг не было ни деревни, ни колеи от повозки, ни даже следа дикого козла. Лишь сплошные, лишенные всякой растительности камни в коконах льда да два серебристых металлических рельса, которые змеились по дну ущелья. Железнодорожный путь.
На какой-то миг он позволил себе задуматься о том, сколько жизней здесь было погублено, сколько камнепадов обрушилось на головы тех, кто прокладывал эту дорогу, обагряя рельсы кровью. Фань-цуй, иностранные дьяволы, динамитом пробили путь в скалах. Они пришли издалека и истоптали всю китайскую землю. Они проложили свои железные дороги, не прислушиваясь к голосу самой природы. Их огромные слоновьи уши были глухи к ярости горных духов.
