Кавказ | страница 31



Не случайно знаток античности Ермолов ссылается и на императора Августа с его политикой планомерного, системного завоевания варварских территорий.

Можно с уверенностью сказать, что в письмах Алексея Петровича нет ничего случайного. Свои обширные и многочисленные послания он тщательно продумывал.

Ермолов настойчиво – и не в последнюю очередь в частных письмах – старается внедрить в сознание петербургской элиты основы своей системы усмирения Кавказа.

Главный способ давления на чеченцев – лишение их плодородных земель на плоскости, что обрекало их на неминуемый голод. Это был важный элемент военно-экономической блокады, которую Ермолов считал наиболее эффективным средством подавления горского сопротивления.

Иронический рассказ о походе в Аварское ханство – а речь идет именно о нем – ясное напоминание о планах проконсула относительно ханств вообще. Кроме того, Алексей Петрович дает понять, что отнюдь не отказывается от карательных экспедиций в горы. Еще недавно, как мы помним, он писал Закревскому, что в горы он “ни шагу”. Однако вскоре понял, что при выбранной им жесткой линии поведения подобные экспедиции неизбежны. Стратегия планомерной осады с минимальными потерями оказалась нереальной.

Он недаром просит авторитетного генерала поговорить с начальником Главного штаба князем Петром Михайловичем Волконским. Это все те же издержки репутации – он знает, что его подозревают в провоцировании военных действий.

Он с презрением отзывается о надеждах на христианизацию горцев – он не собирается, в отличие от своих предшественников, “метать бисер перед свиньями”.

И есть в этом письме два ключевых момента: “Они даже не постигают самого удобопонятного права – права сильного! Они противятся”.

Это почти буквальное воспроизведение формулы Цицианова, который писал карабахскому хану Ибрагиму: “Слыхано ли на свете, чтоб муха с орлом переговоры делала, сильному свойственно приказывать, слабый родился, чтоб сильному повиноваться”.

Как мы помним, один из чиновников Ермолова привел в порядок то, что сохранилось от цициановского архива, и вполне возможно, что Алексей Петрович читал послания Цицианова ханам. И цитированное обращение к хану Ибрагиму в том числе.

С этим, возможно, связан и другой принципиальный пассаж – издевательская фраза о депутациях горцев в Петербург и их претензиях договариваться с русскими властями на равных.

И, наконец, программное заявление: “Чего добиваюсь я такими мучениями? Станешь в пень с ответом. Я думаю, что лучшая причина та, что я терпеть не могу беспорядков, а паче не люблю, что и самая каналья, каковы здешние горские народы, смеют противиться власти государя”.