В записках Ермолов своим лаконичным “римским” стилем тем не менее достаточно выразительно очертил реальную картину происходившего вокруг строившейся крепости: “Пришли наконец в помощь лезгины, и между чеченцами примечена большая деятельность в приуготовлениях к сражению. Повсюду показывались они в больших уже силах… Между многих перестрелок с отрядами нашими была одна весьма сильная, когда квартирмейстерской части подполковник Верховский послан был занять лес, в котором надобно было произвести порубку для строений”.
При всем своем презрении к чеченцам Алексей Петрович не может не отдать им должное: “В сей день чеченцы дрались необычайно смело, ибо, хотя недолго, могли, однако же, они стоять на открытом поле и под картечными выстрелами. Вскоре после сего произошли между чеченцами и лезгинами несогласия и ссоры, и сии последние, не в состоянии будучи переносить жаркого летнего времени, претерпели ужаснейшие болезни и, оставивши не менее половины людей до выздоровления, удалились в дома свои.
Сим кончились все подвиги лезгин, и чеченцы, знавшие их по молве за людей весьма храбрых, вразумились, что подобными трусами напрасно нас устрашали”.
Алексей Петрович прекрасно знал, что лезгины не трусы. Он сам же и объяснил причины их ухода от строящейся крепости. Ему важно было в летописи, которую он намерен был оставить потомкам, дать ту картину реальности, которую ему хотелось бы видеть. Он предпочитал, чтобы горцы – что чеченцы, что лезгины – предстали в виде уничижительном. И это желание постоянно боролось в нем с внутренним побуждением написать правду. Однако признать горцев равным противником он не мог.
Но текст его воспоминаний и его письма с определенного момента уже лишились того презрительно-веселого колорита, которыми отличались весенние письма из Тифлиса и с Сунжи.
Алексей Петрович теперь уже ясно осознавал, что усмирить чеченцев будет отнюдь не просто и что давление на чеченцев явно вызывает цепную реакцию сопротивления – превентивного сопротивления – по всему Восточному Кавказу.
Надо оговориться: у нас нет возможности и надобности представить во всех подробностях боевую и административную деятельность Ермолова на Кавказе и в Грузии. У нас – как и в случае наполеоновских войн – иная задача: постараться понять главные стратегические идеи Алексея Петровича и психологические мотивы, им двигавшие. Как отразилась на его деятельности этого периода особость его грандиозной личности и как особенности этой личности окрашивали его конкретные действия.
