— Знаешь, если б я был богатым, — шепотом сказал он мне, — я бы все купил ему. Посмотри, какой он бедный и рубашка какая… Мне его жаль.
Глядя на кресты и поклоны Новицкого, я думал о словах тетушки, что при людях молятся только невежи и лицемеры, и ничего не отвечал брату на его великодушное намерение купить Новицкому другую рубаху. Он замолчал и, вероятно, начал мечтать, как бы он осчастливил Семена, если б был богат.
Утром мы опять под палящим солнцем закачались в тарантасе, и опять побежали мимо нас желтые поля, полуобнаженные деревья и верстовые столбы. Семен обратился ко мне с разговором не прежде, чем в его глазах успели примелькаться зеленые, черные и желтые краски, блиставшие с обеих сторон дороги.
— Посмотри, — сказал он мне, таинственно показывая большой складной ножик в дрянном роговом черешке. Случай был, по-видимому, так важен, что он забыл, с кем говорит, и обращался ко мне прямо на ты.
— Ну? — вопросительно произнес я, взяв в руки нож.
— Я его утянул там, — проговорил он с невыразимой улыбкой, больше похожей на ужимку, — так она была энергична: в ней была и радость, и таинственность, и похвальба.
Мне эта ужимка не понравилась.
— Что? — серьезно спросил я.
— Я его там взял, — скромнее сказал он.
— Ты его украл? — спросил я, считая лишним церемониться и употребляя тоже ты по случаю экстренности происшествия.
Новицкий ничего не отвечал, я выбросил ножик из тарантаса и закричал, обращаясь к отцу:
— Он украл ножик.
— У кого украл? — сонно спросил отец.
— Там, на станции.
— Это нехорошо, — проговорил отец, зевнул и отворотился в другую сторону, вероятно считая это дело нестоящим дальнейших объяснений.
Я думал моим восклицанием произвесть целую бурю, и мне не хотелось разочароваться сразу. Видя невнимание со стороны отца, я обратился к Андрею и толкнул его в спину в то самое время, когда он замахнулся кнутом над левой пристяжной.
— Он украл ножик.
— Покажи его сюда, покажи! — вскричал Андрей, заливаясь хохотом.
— Я выкинул его.
— Как же ты его стащил? — весело спрашивал Андрей, от которого я дожидался выражения полного негодования к злоумышленному похищению чужих ножей на почтовых станциях.
Ни я, ни Семен, однако ж, не ответили ничего на его веселый вопрос. Я жалел, что тут нет тетушки Фелисады с колкими упреками, и выходил из себя от досады, видя, что Андрей нисколько не возмущается поступком Семена.
— Зачем же ты его выбросил? — спросил меня брат.
— Затем что нужно, — с досадой отвечал я.
